- Павел Иванович Кузнецов. Рад знакомству, Дмитрий. Мне Сережка позвонил, а я как раз на съезде был в Якутске. Там и условились встретиться и к Вам в гости слетать. Я давно не был в Белой Горе. А почти сразу после Сережкиного звонка набрал Миша Второв и тоже попросил за Вами присмотреть. Неуемной, говорит, Вы энергии человек — голос политика завораживал, но я старательно ловил каждое слово. «У меня путаются мысли! Шуба, царь… Иоанн Грозный» - жалобно простонали на два голоса внутренние скептик и реалист. Я бы и сам с радостью упал в обморок, но чувствовал — пока рано. Ланевский деликатно кашлянул. Я спохватился:
- Добрый день, уважаемый Павел Иванович. Очень приятно с Вами познакомиться! Я Волков Дмитрий Михайлович, частный инвестор, - на этих словах лорд согласно кивнул, а Головин закатил саркастически глаза, вроде: «ага, инвестор он, ломом подпоясанный!», - рад, что меня смогли так лестно отрекомендовать. И очень благодарен Вам, что удалось выкроить время в Вашем графике на визит сюда. Тут очень красиво, а теперь и очень интересно. И, если это возможно — обращайтесь, пожалуйста, ко мне «на ты», я за последнее время к этому здесь так привык... - Сенатор кивал, слушая меня внимательно, а на слове «интересно» позволил себе улыбнуться. И продолжил беседу.
- Ой, Костик, и ты тут? Вот где бы еще встретиться. Как ты, как папа? - он перевел взгляд с меня на Бере-младшего. Бере-старший, думаю, уже устал икать в Якутске — так часто его вспоминали за этим столом.
- Здравствуйте, дядя Паша! - искренняя светлая улыбка не оставляла сомнений — эти тоже знакомы, и тоже давно. - Спасибо, все хорошо! Он прислал меня сюда с лекарством для дяди Самвела. - судя по звуку в моей голове — там стучались лбами друг о друга реалист со скептиком. Я же изо всех сил старался не потеряться в этой Санта-Барбаре среди дядь и племянников.
- Здравствуй, дорогой! Примешь ли переночевать? Давно тут не был. Твой музей все растет, а шашлык, судя по запаху, все такой же чудесный? - оказывается, и у политиков бывают честные улыбки.
- Ай, что такое?! Почему все, кто из Москвы прилетает, хотят обидеть старого Самвела?! Зачем так говоришь, Паша, дорогой? Когда было, чтобы Самвел друга не накормил и спать не положил, а?! - слушая эту эмоциональную речь, сам Станиславский хлопнул бы по столу с криком: «А вот теперь — верю!».
- Светочка, у меня давление! - совершенно неожиданно протянул высоким голосом Глава района, так и стоявший до сих пор молча, хлопая ртом и глазами все это время. Я и забыл про него почти.
- Приемный покой как с крыльца сойдете — налево, Виталий Павлович, - нотариус ответила ровно, сразу и без раздумий. Вот бой-баба, так в полете переобуться — тоже уметь надо. Ясно, что сила и власть сейчас сидели за столом, рядом с которым бургомистр стоял навытяжку и хлопал жабрами. Она тоже сидела за этим столом. И ее это явно устраивало больше. Понурый Глава попрощался с сенатором, который не кивнул в ответ, даже взглядом не удостоил, и начал протискиваться к выходу.
Навстречу ему из толпы вышел лучший охотник Степан, прикрывавший собой Зинаиду Александровну. Она сказала что-то негромко — Павел Иванович вскочил, даже не обернувшись, и быстрым шагом подошел к ней. Он сказал буквально несколько слов, склонился перед бабушкой, став меньше вдвое, и поцеловал ей темные морщинистые ладони. Кузнецова тихо и ласково сказала что-то. Я разобрал только слово «Павлик». Сенатор выпрямился и крепко, до хруста обнял охотника. «Тетя и брат» - беззвучно, одними губами прошептала мне нотариус. Да? Ну тогда мы еще точно повоюем!
- Дима! Дима! Прочь с дороги! - раздался чуть одышливый, но явно командирский голос, и из мгновенно расступившейся толпы появился Иван Степанович с какими-то бумагами в руках. - О, Пашка, ты как здесь? А, к черту! Смотри сюда! - он решительно смахнул со стола посуду, чудом не зашибив кружкой, с жалобным звоном скакнувшей по доскам под соседний стол, Светлану, и не окатив заваркой Головина и Самвела.
На стол легли какие-то распечатки, кажется, рентгеновские снимки, ленты кардиограмм и еще какие-то медицинские бумаги с нерусскими буквами и столбиками цифр. Над ними склонились главврач, исступленно, взахлеб что-то говоривший, сенатор, слушавший с напряженным вниманием и иногда задававший вопросы, и охотник, по-прежнему бережно державший под руку старушку Кузнецову. Я из их разговоров понимал только цифры, сравнения «вдвое», «в четыре раза», и эпитеты «невероятно», «невозможно», и еще пару совершенно непарламентских, которые к моему изумлению выдал именно Павел Иванович. Он параллельно умудрялся что-то переводить большухе, со знанием дела тыча пальцем в документы. Длилось это минут пять от силы. Потом все замерли. Главврач никак не мог отдышаться и умница-Самвел протянул ему кружку брусничного морсу. Сенатор вцепился двумя руками в идеальную прическу, скинув на стол очки. А бабушка медленно, буквально по одному пальцу, отцепила от своего рукава руку Степана, у которого по щеке стекала слеза. Обошла стол и пошла ко мне. Я встал ей навстречу, не понимая решительно ничего. А Зинаида Александровна опустилась на пол, обняла мои колени и зарыдала — я даже подхватить ее не успел. Плакали в толпе в зале. Подозрительно блестел глазами сенатор. Гулко сморкался в необъятных размеров платок Самвел. Прижав к губам кулачки, судорожно дышала нотариус Светлана, сидевшая с мокрыми дорожками на щеках.