Я вытащил из пачки сигарету и привычно покатал ее между пальцами. Раньше такой жест был обязательным, потому что тогдашние дрова с сеном иначе банально не тянулись. Сейчас движение стало скорее обсессивно-компульсивным. Сосредоточившись на нем, я опять чуть упустил контроль над панорамой. Хотя, в отпуске я, или где?! Могу себе позволить. Поэтому и не сразу заметил вчерашнего таксиста, который поднимался ко мне по лестнице с непроницаемым лицом. Раньше такое я видел только в кино, а недавно - у Головина: не поймешь, чего и ждать.
- Утро доброе, Дмитрий, - по-местному протяжно сказал он.
- Доброе, Василий, - ответил я ровно. Но смотрел на него очень внимательно. Кино мы все глядели, некоторые и книжки читали. Зачем я ему понадобился с утра пораньше? И что ему, неожиданному, мешало меня сейчас, например, шилом ткнуть?
- Ко мне вчера ночью Чумпу приехал, - начал было таксист с мутным прошлым и тут же замолчал.
- Они меня вчера с Доланом до гостиницы проводили — я обвел рукой фасад у себя за спиной и улыбнулся, - перепугали всех тут.
- Чумпу как злой дух приходит обычно: тишина, а потом в балагане живых никого, - если бы я вчера не слушал его весь день — ничего бы не понял. А так стало ясно, что он, кажется, близок к истерике, - Долан как пожар приходит — потом одни угли и тоже живых нет. Чумпу мне машину дал, - он протянул ладонь, на которой лежал ключ с эмблемой Тойоты. Долан сказал — Бере-старший подарил. И ты живой, сейчас солнце встречал с его сыном вместе. Ты кто, Дмитрий?
- Скажи, Василий, у тебя дети есть? – задумчиво глядя, как мой кофр пытаются интегрировать с Лексусом, спросил я.
- Трое. Два сына и дочь, - я никогда не видел до сих пор растерянного якута, но, думаю, этого вполне можно было бы принять за эталон.
- Есть такая песня: «Наши дети будут лучше, чем мы». Баста поет. Пусть так и будет.
Он помолчал с минуту, и сказал:
- Если тебе нужна будет помощь в наших краях — дай мне знать. Сделаю, что смогу. Я должен тебе.
- Ты ничего мне не должен, Вася-Молчун, - он вскинулся, как от выстрела рядом, - ты не сказал мне ничего лишнего, но сказал то, что мне нужно было знать. Ты правильно поступил, а Аркадий правильно все понял. Мне нравится тут у вас. Говорят мало, – помолчав, так же неторопливо ответил я.
Таксист внимательно посмотрел на меня, кивнул сам себе, громко сказал что-то на своем языке, хлопнул меня по левому плечу и пошел обратно.
- Что он сказал? - спросил я у водителя, когда мы уже ехали в аэропорт.
- Пожелал добра и удачи. Так только родне желают, - и странно покосился на меня. А я приоткрыл окошко и закурил. Видимо, за одни сутки северный воздух не успевал помочь никотинозависимым.
Погрузка, перелет и выгрузка прошли скучно. Ну, то есть было страшно грузиться и лететь на ржавом местами самолете, у которого в полете со свистом дуло из всех щелей, а их было много. И садиться на странную взлетно-посадочную полосу, прыгая, как кенгуру-эпилептик, было тоже страшно. Ощутить себя, дурачка с чемоданом, посреди той части глобуса, на которую до сих пор нет нормальных карт — тоже было страшно. Но виды, сперва из иллюминатора, а потом и просто вокруг, убивали любой страх. Это — картины вечности, а ей страх неведом. Только убогий барак аэропорта чуть выбивался из фабулы и на вечность вообще не тянул, но я и видел его недолго.
Мы сговорились с попутной машиной — УАЗ-буханка получал груз для детского садика и согласился довезти меня до поселка. Подскакивая на рваном сидении и придерживая двумя руками багаж, я улыбался. Я в Белогорье!
Да… Пердь, оказывается, была не в Якутске. Там ультрасовременный мегаполис по сравнению с тем, что я вижу вокруг. Двухэтажные обшарпанные дома под двускатными крышами, которые хочется назвать бараками. Корявые редкие кустики. Деревянные черные столбы с фарфоровыми изоляторами наверху. Асфальта нет вообще никакого, ни нового, ни старого — дороги в лучшем случае засыпаны каким-то шлаком. За оградой детского садика — новые яркие детские площадки, на которых ветер качал пустые качельки со звуком, от которого хотелось бежать домой через тундру сломя голову. На одном из холмов увидел надпись «Белая гора», сложенную из выбеленных солнцем и ветрами округлых камней. Если не приглядываться, то казалось, что надпись сложили из черепов. Если приглядываться, то казалось, что из детских...