Сон навалился, как шквал с моря — сбил с ног и закрутил, запутал. В чередующихся картинках появлялись то полковник Петров, почему-то уезжавший от меня на нартах, то Михаил Иванович Второв, тянувший херес из бокала, похожего на крупный тюльпан. Я был твердо уверен, что это именно херес, и происходит все это в Андалусии, в городе Чипиона, потому что с веранды ресторана был виден самый высокий маяк в Испании. И это очень настораживало, потому что ни про маяк, ни про Чипиону я, кажется, раньше ничего не знал. Следующая картинка показала мне ярко-алый БРДМ-2, парковавшийся возле трансформаторной подстанции. Оттуда вылез Головин и направился к будке, давить на средний треугольник с черепом. Потом была какая-то таежная тропа, по которой тихо брели Петька, мой брат, и Антошка, сын. Вдруг они резко остановились, как по команде «замри», а через несколько секунд Антон рванул с места, поскальзываясь на мшистых корнях. Следом за ним гораздо ровнее и устойчивее, как локомотив по рельсам, мчался кабан чудовищных размеров. Картинка смазалась, съезжая в сторону. На ее месте оказался берег ручья, приметные камень и дерево. Я был тут сегодня днем. На пригорке сидели два военных в старой синей форме Великой Отечественной войны. Летчики?
- Спасибо тебе, мил человек! - проговорил негромко один из них, шатен с яркими светло-серыми глазами, - намаялись мы с Сашкой тут — никаких сил нет.
- Намаялись, - подтвердил второй, выглядевший вполне как местный, - совсем вера ушла, что помощь будет. Спасибо тебе! Как ты сладил с шаманом?
- Отпустил я его с миром, мужики. Просил, чтоб зла не держал он, и так лишку зла-то в мире. А вы кто такие будете? - от нереальности происходящего меня повело на народную речь, чудом удержался от мата и «гой еси, добры молодцы».
- Я — Кузнецов Александр, а это — Смирнов Валентин, - ответил саха. А я присмотрелся к шатену и вспомнил, где недавно видел очень похожее лицо.
- А я Волков Дмитрий, - кивнул я военным. Подходить и жать руки в этой ситуации казалось не то, чтобы лишним, но каким-то мягко говоря несвоевременным.
- Мы по Алсибу летали, третий перегоночный авиационный полк, - с явной гордостью поведал Валентин, - я за штурвалом, а Сашка стрелком. Он знаешь как стреляет? Что винтовка, что пулемет, - Смирнов разгорячился, а Кузнецов сохранял невозмутимое выражение лица, хоть и было видно, что похвала ему приятна. - Тут нагрузили нам в «Бостона», - он мотнул головой назад, на гору, поясняя, что говорил про самолет, - ящиков, дали особиста с рыбьим глазом и отправили в Сеймчан. Трасса-то знакомая, не раз летали, а тут как поднялись — гроза началась, чего сроду по зиме не бывало. Приборы околесицу кажут, чекист визжит бегает, ТТ машет. Сашка орет по-своему что-то, ничего не понятно. Тут молния одна, вторая, третья. Чекист парашют хвать — и ходу. А «Бостона» еще сильнее болтать начало, люк-то настежь, да и тяги ноль. Выпали из тучи — да в скалу сразу. - Было видно, что пилоту даже вспоминать про это не хотелось, не то, что рассказывать. Лицо стрелка сделалось каменно-скорбным, но продолжил рассказ он:
- Наше стойбище было в этих краях. Малым детям старики говорили: вверх по Уяндине не ходить, там могила шамана. Говорили, скоро разберут арагнас да похоронят, как предками положено. Потом половина стариков поумирала, кто время знал. А там немец пришел — забыли про шамана. А он злой стал. Мало кто выжил из Кузнецовых. Кого зверь порвал, под кем лед крепкий провалился, кого мор спалил. Наша трасса далеко была, и то дотянулся старик, привел сюда да рядом со своей могилой и наши устроил. - И Александр намертво замолчал.
- Я как увидел его сперва — сразу понял, неприятный он тип! Один глаз под бельмом, а второй рыжий как у сыча. Половина морды черная, в саже, а когда говорит — рта не открывает, только голоса разные на каждое слово в голове аукают. А что померли мы — только потом дошло, когда дед рассказал. Обругал он нас, велел гору сторожить да охотников пугать, и пропал. А мы остались. Долго кружили по-над той горой, а теперь вот и приземлились с миром наконец-то. Спасибо тебе еще раз, Димитрий, за спасение души! Хоть и не велел политрук так говорить, да где теперь он, а где мы? Прощай теперь, будь здоров!, - Смирнов поднялся, оправил гимнастерку, хотел было выполнить воинское приветствие, но, видно, передумал. Поклонился до земли. И растаял, тихо, мирно, без спецэффектов типа вспышек или хлопков.
- Зинаида, - проговорил стрелок, внимательно глядя на меня черными глазами. Я молча смотрел на него, помня основное местное правило коммуникации: «Не говори лишнего», - Зинаида Александровна. Мы назвали «Дайанаа» дочь, «летящая», значит. Отец же летал на самолетах. Она родилась за год до того, как мы сюда... Председатель сказал — время новое, надо имя тоже новое. В численник смотрел, - Кузнецов смотрел сквозь меня и время, вспоминая новорожденную дочь, которой сейчас, наверное, под девяносто. Потом моргнул, возвращаясь от воспоминаний к мыслям, и продолжил: