Выросшая в помещичье-дворянской семье дочь царского генерала стала в октябрьские дни 1917 первой женщиной, избранной членом Исполнительного комитета Петроградского совета, потом первой женщиной-наркомом первого большевистского правительства, наконец, первой в мире женщиной-послом. К тому же была писательницей.
Немалую популярность приобрела Коллонтай и своими проповедями свободной любви.
Гордилась этим, но подчеркивала, что она враг пошлости и распущенности. Любовь длянее, как она говорила, это прежде всего поэзия.
Примечательно, что в автобиографии перечисление своих важнейших политических и экономических печатных трудов (а их у нее немало) завершила так: «Сверх того, большое количество статей, рассказов на сексуальные проблемы...»
В статье «Дорогу крылатому эросу» читаем: «Для классовых задач рабочего класса совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза, или выражается в виде проходящей связи».
Об этой удивительной женщине я прочитал и перелистал такое количество написанного, что, как мне казалось, ничего нового уже не найду. Но ошибся. Нашел. И где бы вы думали? В книге полковника госбезопасности 3.И.Воскресенской «Теперь я могу сказать правду».
В бытность резидентом в Швеции она — тогда «мадам Ярцева» — возглавляла пресс-бюро советского посольства («крыша») и несколько лет работала под началом Коллонтай.
Вот один эпизод из жизни Коллонтай.
«Александра Михайловна глянула на часы и сказала:
— Через пару минут ко мне придет Генеральный консул оккупированной Бельгии. Его эмигрантское правительство в Лондоне. Вы оставайтесь здесь. Этот визит вежливости продлится не более пяти минут, и мы с вами продолжим работу.
...В назначенное время порог кабинета переступил высокий элегантный старик. Представился. Александра Михайловна сразу завязывает разговор не о погоде, не о театре, как принято на таких приемах, а о жгучем вопросе объединения сил против фашизма, о втором фронте.
Аудиенция закончена. А старый консул замялся. У него еще личный вопрос. Он извлекает из нагрудного кармана небольшую фотографию и протягивает ее Александре Михайловне.
Она вскидывает лорнет:
— Как? Это моя фотография. Здесь мне, наверное, лет семнадцать, но у меня нет такой. Откуда она у вас?
Консул широко улыбается:
— О, мадам, с тех пор прошло более полувека, а точнее — 53 года. Ваш папа был тогда начальником иностранного отдела Генерального штаба. Я был всего адъютантом у нашего военного атташе. Вы иногда появлялись на балах.
— Да, но это бывало редко, я уже тогда бежала от светской жизни.
— Я же был на каждом балу, искал вас. Имел дерзость посылать вам цветы, часами ходил возле вашего дома в надежде увидеть вас. Перед отъездом из России мне посчастливилось купить у фотографа этот ваш портрет. И сейчас, когда мое правительство предложило мне пост Генерального консула, я просил направить меня в Швецию, зная, что вы здесь. Я всю жизнь следил за вами. Читал ваши статьи и книги о рабочих, о социалистическом движении, не понимал вас. Когда узнал, что вы стали министром большевистского правительства, просто ужаснулся. Мне казалось, что вам уготована другая судьба. Увы, должен признаться, что в числе многих я не верил в прочность Советского государства. Сожалел о вас. А теперь пришел к вам, чтобы низко поклониться и высказать свое восхищение и глубокую признательность вам, вашей стране, вашему народу, который выносит на своих плечах судьбу нашей планеты.
Александра Михайловна протягивает консулу руку.
— В большой жизни какие только дороги не перекрещиваются, какие только встречи не происходят.
Консул ушел. Александра Михайловна сидит, задумавшись, постукивает лорнетом по столу, улыбается своей далекой юности...»
(1- 46-23)
ДЯДЯ ГИЛЯЙ
Так любовно называли Гиляровского Владимира Алексеевича (1853-1935), писателя, журналиста, признанного «короля репортеров», о котором говорили, что он живописен во всем — в своей биографии, внешности, в разносторонней и бурной талантливости. Силой обладал богатырской — пальцами ломал рубли, легко разгибал подковы, мог узлом завязать кочергу. Любил гимнастику и стал одним из организаторов Русского гимнастического общества. С ним дружили Чехов, Бунин, Куприн, Шаляпин... Всех не перечислишь. Он блестяще знал Москву и оставил о ней нестареющую книгу «Москва и москвичи».
Своего друга, скульптора С.Д.Меркурова, Гиляровский как-то спросил, сделает ли тот памятник на его могиле? Да, последовал ответ. Слово свое Меркуров сдержал. Он запечатлел в камне образ человека, который и по строю своей души, и по внешности был запорожцем. Недаром Репин одного из своих казаков, пишущих письмо турецкому султану, написал с Гиляровского. А скульптор Н. Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на памятнике Гоголю, который ранее стоял на Гоголевском бульваре, а потом, когда власть решила заменить его на памятник работы Томского, стал «перемещенным лицом» и оказался во дворе дома, где умер Гоголь.