Только нет среди них огненно рыжей неформалки, той, что вечно попадает в самую грязную лужу или в самую неприятную историю. Глазу не за что зацепиться. Убийственно однообразное зрелище. От воспоминаний немного потеплело на душе, но ноги уже грозили отвалиться, наклонившись, я энергично потерла их ладонями, руки тоже моментально замерзли. С обеих сторон, неспешно покачиваясь в леденящих потоках, парили назгулы. Выстоявшись клином и изредка подвывая, мы были похожи на стаю перелетных птиц, очень крупных птиц. Выбивая несложный мотив отмерзающими зубами, я попыталась прижаться к спине своего коня. На ощупь ящер был липко скользкий, всё его тело покрывала мощная чешуя, выделяющая едкую слизь, для лучшего скольжения в поднебесье. Но пахла она отвратительно.
– Может стянуть плащ с Валентина, – нехорошая мысль, прочно засела в голове. Материя добротная, из шерсти вылинявших волколаков. Перебирая окоченевшими руками, я уже неосознанно потянула её на себя, когда резкий толчок захлестнул дыхание. Мы падали на крошечный пятачок среди отвесных скал. Сложив крылья белобровый заходил на аварийную полосу.
– Пригнись ближе, посадка будет жесткая! – донёсся размеренный голос.
Меж тем мы продолжали головокружительные кульбиты в воздушных завихрениях. Друзья старались поддержать и направить нас в нужное русло, ящеры подставляли растопыренные лапы. Наш слепой конь безудержно рыскал по трассе спуска, уклоняясь все время влево, но красноглазый сосед упорно теснил на приближающуюся взлетно-посадочную полосу. Вспыхнули огни костров, указывая нужное направление. Уже можно было различить беспорядочно бегающих горных троллей; крики, волнение, холодный ветер, хлещущий по ушам – все смешалось в сплошной карусели образов: горы, снег, когтистые лапы, бьющий по глазам плащ, слепящее солнце, крик отчаяния и тишина. Тишина которая накрыла нас, как заботливая мать укрывает пуховым одеялом расшалившегося малыша. Вкус теплой крови во рту. Чьи то руки осторожно укладывают меня на снег, слегка прикасаясь к губам промокают набежавшую струйку бледно-синего цвета.
– Ну вот, – расставаясь с миром думала я, – точно пятнадцатое колено, кровь чисто голубая.
Мягкое ложе смешно прогибается под локтями. Неяркий, а точнее, тусклый свет жировой лампы высвечивает деревянный стол, широкую скамью, отбрасывающую неясную тень на сыреющую стенку, темное окно и котел, громадный такой котел с начищенными ручками. Где-то капает вода. Так неторопливо, медленно, дзинь и опять тишь. Лампа коптит и потрескивает. В углу возится мышка. Болит разбитая губа, голова замотанная какой то тряпицей тихо постанывает, а в спину будто штырь воткнули.
– А как там мои ноги?
Пошевелив им, я вспугиваю маленького зверька, что уютно устроившись согревал холодеющие ступни. По виду большая белка или карликовая лиса. Пискнув он скрылся за мохнатым пологом, закрывающим вход.
– Как у нас дела? – вкрадчивый голос принадлежал рослому троллю, с серебристой бородой и огромными клыками, торчащими до подбородка. Пригладив роговой гребень на затылке, он смешливо сморщился. Узловатыми пальцами размотал повязку на моей голове и, оглядев правый висок, покачал головой. – Ты под счастливой звездой родилась: всего-то прокушенная губа, разбитый лоб, свернутая шея, отшибленная спина, подмороженные ноги и сломанные ногти.
– Как, опять ногти?! – моему отчаянию не было предела.
Между тем, завязав концы длинной бороды на темени и обтерев засаленные пальцы о не менее засаленный фартук, он протянул их к моему вороту. Судорожно натянув одеяло, я испуганно замотала головой, при этом неосторожно приоткрыв ножки. Чем не замедлил воспользоваться новоявленный доктор. Зажав сразу обе лодыжки в корявых лапах, он дотронулся до пальцев. Дикая боль бросила мой измученный мозг в пропасть боли. Я дернулась, огласив комнату долгим стоном.
– Очень хорошо, – одобрительно кивнул мой мучитель. Ноги живые, отгрызать не придется. Три дня барсотерапии и сможешь стоять. Теперь давай отвяжем палку, твоя спина уже выправилась.
Тяжело вздохнув, я перевернулась на живот. Хорошо ошкуренная доска, плотно привязанная между лопаток, уже не воспринималась как чуждый элемент. Я как то даже сроднилась с ней, но рассталась без сожаления. Достав откуда то костяной рог, тролль выслушал сердце. Довольно порыкивая он ощупал шею и посмотрел язык.
– Под счастливой звездой родилась, – закончив осмотр, повторил он. – Тебе повезло.
– Валентин? Он жив? – Путаясь в горно-троллевом наречии, поинтересовалась я.
– Ну жив, хотя, после посадки он больше напоминал анатомический конструктор. Собрали один большой мешок и один поменьше.. Если бы не его брат, назгул Байрак, послуживший наглядным пособием для сборки, и не заныканная бутылочка живой настойки, возможно, ты была бы единственной пациенткой. Значится жив!
Приговаривая доктор не спеша спрятал импровизированный фонендоскоп, задумчиво пожевал листочек мяты и пробормотал:
– Осталось два лишних зуба. Куда вставлять не знаю, положил в сундучок как запасные.
– Это мои зубы, – обследовав языком рот спохватилась я.
– Угу, понятно, когда сможешь сидеть, вставим, а пока храни, – он передал мне довольно замызганного вида шкатулочку. Посидел ещё немного. Уходить ему явно не хотелось.
– В детстве какими болезнями страдала?
– Не страдала вообще.
– Превращения в ближайшие сто лет были? – многозначительно, продолжал он. – На комаров не тянет. Кошмары не мучают.
– Ну почему же, мучают, но я привыкла. А насчет смены образа, как вы догадались?
– Квакаешь во сне.
Мы помолчали. За окном начинался вечер, кружились снежинки, засыпая и без того белоснежную поляну. Постепенно скрывались под пушистым покрывалом дома. Нещадно давя искрящийся наст, протопал гоблин, неся вязанку дров.
Вздохнув, доктор продолжил:
– Чем лечилась?
– Поцелуем аранена.
– И все!
– Все. А что, что-то не так? – беспокойно заелозила я и вкратце рассказала о своих неприятностях.
Колмогор неодобрительно качал седой головой
– Все не так, поцелуй без чувства вообще не должен был подействовать. Недочитанное человеческое заклинание, дилетантский подход к освобождению и то, что ты в живых осталась, просто невероятное везение.
– Правильно! Книга, эта проклятая книга превращений, была предназначена для людей. Есть много человеческих сказок о подобных перипетиях, кончающихся, как правило, очень хорошо, но ни одной про эльфов. С нами все по другому. Магия с самого начала повела себя не так, поэтому не действовали стандартные заклинания, поэтому вместо радости освобождения и возникающей симпатии я чуть не отправилась в путешествие по нижним сумеречным мирам.
А Колмогор и не думал останавливаться.
– Возможно, болезнь ещё даст рецидив, – подливая масла в огонь, радовался он. – Тебе надо понаблюдаться в клинике для подобных существ. Там очень интересно, и общество нетрадиционное, ты неплохо впишешься в коллектив. У нас есть дева, что ходит в одних перьях и ворует яйца на кухне; гном стилист, занимающийся высокой модой женского белья и впадающий в истерику при виде горного инструмента; парочка вампиров вегетарианцев – пьют томатный сок; женщина-кошка – обожает молоко и боится мышей; с дюжину спящих красавиц и не красавиц; дракончик, слетавший на луну; оркиха, считающая себя эльфийкой.
"Стоп. Её зовут Мата? Она моя сестра! Моя милая потерянная сестра!" – про себя закричала я.
– Значит договорились? – естественно, ничего не услышав, продолжал тролль. – Надо, действительно, пройти противолягушиную терапию, ты уже здорово подсела на поцелуи королевских особ и без них, увы, вернешься к своему безобразному облику весьма скоро. Согласна?