Дворец поразил своей легкостью и воздушностью – белоснежный изукрашенный лазуритом и бирюзой, с золочеными воротами и легкими террасами поднятыми к самому небу, с многочисленными занавесями трепетавшими из окон, журчащим мраморным водопадом спрятанным за листьями вековых ясеней.
Душистые снежинки, между тем, набивались в рот, нос, уши. Дамы сопровождения обмахивались платочками и величественно кивали как андуинские утки. Моё положение было самым поганым – полная невозмутимость и равнодушие. Эту позу я два дня репетировала на диване.
– Потерпи, уже скоро – горячо зашептала мне мама.
"Терплю," – подумала я.
Ужасно чесался нос и, прилипшие к нижней губе лепестки, тоже беспокоили. Незаметно облизнув губы, фыркнула, хотя это не остановило зуд, но на душе стало легче. Приветственные крики становились все восторженнее – значит приближаемся, четко определила я. И действительно, подобно гигантским кузнечикам почетный караул выпрыгнул из останавливающихся карет и выстроился по обеим сторонам дороги с зачехленными луками и начищенными кинжалами, моментально застыв, даже не моргая глазами. Вдохнув в себя побольше воздуха и подобрав подол, вывалилась из родового кабриолета. Отец предусмотрительно страховал на случай падения, но все обошлось как нельзя лучше, чинно и благородно. Сестры оперативно размотали шлейф и пискнув мне:
– Гоп, – подхватили его концы.
По команде распорядителя выезда подошли две колоны маленьких эльфочек и приподняли мой мифриловый хвост.
Началось торжественное шествие по направлению к парадной лестнице.
Её вид поверг меня сначала в тихую, а затем в громкую панику. Добрая сотня ступенек уходила в самое небо. Смутно догадываясь, что с черного хода забраться на эту верхотуру не дадут, на подгибающихся коленях начинаю восхождение. Вот и вторая ступенька, легкий передых, и ядовитый шепот напоминает, что мы уже выбиваемся из графика на пол минуты. Положительно, на Карадрасе было легче, и никто не следил за стройностью осанки и точной постановкой шеи (я лезла на утес на четвереньках – кстати, очень удобно). На первом десятке ступеней резко появляется желание повернуть назад, но умоляющие глаза родителей заставляют поменять решение. Иду, сбивая уже третье дыхание и, презрев все приличия, открываю рот – начинаю хватать воздух как рыба, выброшенная из родной стихии. Звенят мифрилово-изумрудный вериги, тяжеленный шлейф тянет опрокинуться назад, желудок сводит от мысли о пропущенном обеде. Онемевшие пальцы, намертво вцепившись в расшитые юбки, просто не слушаются. Вторая половина лестницы растягивается до бесконечности. Кажется, что конца нет моим, и не только моим, мучениям. Девочки-бедняжки выбиваются из сил и начинают потихоньку опускать шлейф, и я, как старая лошадь, тащу этот будто засыпанный мокрым песком подол.
Последние ступеньки иду в полусне, мысленно поминая известных богов и неизвестных строителей. На верхней площадке уже стоит мой друг и прохлаждается. Громко выдохнув, осиливаю последний подъем. Ожидаю слов сочувствия.
– Ты опоздала на целую минуту – сквозь зубы процедил он.
– Потаскай шлейф в гору, – огрызнулась я, стараясь при этом не испортить вежливой улыбки.
По обычаю изображаем радость встречи, получается не очень убедительно. Опять не доберу баллов по предмету торжественных визитов.
Холодно усмехнувшись, жених отлепляет потерявшую чувствительность мою левую руку от платья и, вывернув её до боли в кисти, тащит меня по зеркальному коридору.
– Быстрее, мы должны нагнать потерянную минуту, – торопит он.
Так я не бегала с моей последней встречи с орками, но и они были более милосердны. Споткнувшись несколько раз за расстеленные ковры, машу свободной рукой для равновесия. За что получаю дополнительную серию упреков. В зеркалах отчетливо вижу, что все почетные шлейфоносицы без зазрения совести бросили шлейф, и только мои сестры, держась из последних сил, тащатся следом. Отчетливо понимаю, что весь хвост я везла одна уже со второй половины лестницы, а заодно волокла и этих нахалок. На возмущение нет времени. Мелодичный бой часов застает нас возле опаловых дверей. Они распахиваются, и мы с торжественно-идиотским видом вступаем в малый тронный зал. Овальный, залитый светом матовых окон, он, кажется, мягко светится изнутри. Полукруглый ряд придворных с последним ударом часов размеренно выполняет полный эльфийский поклон. Мы встаём возле незаметной маленькой веточки с двумя листочками, положенной на пол для обозначения нашего места.