После первого же полёта меня выворачивает наизнанку. И едва остановив машину, я оглашаю альпийские окрестности звериным рыком. Всё! С меня хватит! И я бросаю друга на произвол и поднимаюсь на гору пешком. Для улучшения самочуствия.
Наверху я нахожу кореша, сидящего в ресторанчике, в хорошем расположении духа. Посмотрел на меня с иронией.
- Ну, что? Русские - народ слабый?
- Я посмотрю на тебя -, отвечаю -, когда вечером мы опять увидим на столе сыр и грибы.
А тут прибегает владелец ресторана, увидев, что нас уже двое за столом: чего изволите? Огурцов, заявляю, солёных. По невыносимой тоске, появившейся в глазах ресторатора, я понял, что перебрал. Извиняюсь и говорю, что нечаянно употребил русское слово, которое обозначает маринованные огурчики.
- И всё? - спрашивает.
- Нет, ещё чашку чая, в которую покладите четыре пакетика чая.
Француза качнуло и он, схватившись за край стола, вопросительно посмотрел на моего компаньона.
- Ничего страшного, - улыбнулся тот, - я такое уже видел. Это с ним бывает. И он до сих пор живой.
Вечером мы садимся за стол в отеле и видим что-то отдалённо напоминающее солянку, в составе которой (опять!) сыр, грибы... Я рассказываю хозяину отеля о том, как меня укачало на параплане и теперь мне совсем не хочется есть. Хотя кухня французов нам очень нравится. Особенно моему другу. Хозяин довольный удаляется.
Мой кореш обречённо заглядывает под стол.
- И собаки у него нет.
- У него была,- отрезаю я,- но она сдохла. Ешь! Еда тоже входит в дипломатический этикет. Тебя не укачивало. Тебе это нравится. Попробуй теперь найти предлог и не съесть хотя бы треть. Надо быть почаще дипломатом. Сам говорил.
С садистским интересом я изучаю содержимое тарелки и вылавливаю редкие заблудившиеся кусочки картошки. Ожидаю стакан тёплого молока, заказанного по случаю недомогания и даю ещё несколько советов по съедению испорченных приготовлением продуктов. Эту фондю я уже не забуду никогда в своей жизни.
67. Приснилось.
- Между прочим, здесь проходит граница между Испанией и Францией! - полицейский пытается разъяснить группе китайцев, что пройти удастся только показав паспорт. И тычет рукой в пол между двумя барьерами, перегородившими проход в зале. Объяснять китайцам можно по-любому, потому что они уверенно молчат на всех языках мира. Но, бывает, что они все сразу начинают говорить вместе. На китайском. И тогда.... на лбу полицейского появляются капли пота и, чтобы остыть, он жестом выхватывает из толпы кого-нибудь европеоидного и, глянув в паспорт, пропускает. Махнул и мне. Я уже слышал, что он говорит по-испански, приближаюсь, скороговоркой бросаю, что бумаг нет и лучше, если я буду последним.
Наконец, флик уговаривается в усмерть китайцами и пропускает их всех скопом под честное слово, что это - в последний раз. Подходит ко мне и вопросительно глядит на меня.
- У меня нет бумаг и я - вооружён.
- О, блядь! - полицейский отпрыгивает назад и хватается за пистолет.
Увидел мою улыбку и отпускает рукоятку. Делает шаг ко мне.
- Где? Покажи!
Я сую руку за пояс и флик снова отшатывается от меня.
- Нет! Не трожь! Пошли к шефу!
Заходим в околоток. Флик храбро хватает меня за рукав.
- Шеф! У него оружие!
- О! - шеф отрывается от бумаг и повышает голос, - Ребята! У нас есть работа!
Со всех дверей вокруг выпадаю молодые полицейские,
- Где? Доставай!
- Я сам достану, шеф! - совсем расхрабрился мой сопровождающий.
Я улыбаюсь всем сразу и достаю кастет. Уже продемонстрировав, что я почти не понимаю по-французски, я не собираюсь менять привычки без особых причин. Расстёгиваю пояс и поворачиваюсь к моему охраннику.
- Доставай! - по-испански.
На всеобщее обозрение появляется револьвер.
- О-о-о! - дружно тянут голоса.
Отдаю ещё несколько штучек, достаю из кармана видеокамеру-авторучку и протягиваю её шефу.
- Видеокамара, - (так звучит по-испански).
Такого они ещё не видели. Шеф берёт в руки, осматривает, поднимает голову на меня.
- КГБ?
Я ухмыляюсь и продолжаю опорожнять карманы. Закончив, расстёгиваю кобуру скрытого ношения и тоже отдаю шефу.Он крутит её в руках и поворачивается к одному из молодых полицейских.
- Вы что, коллеги?
Молодой смеётся. Атмосфера давно уже перестала быть напряжённой. Но, мне, тем не менее, делают нетщательный стриптиз, объясняя, что это для поиска наркотиков. Испаноговорящий просит меня отдать и очки тоже. А то, мол, в депрессивном состоянии человек может воспользоваться очками, чтобы порезать вены, например. Я отдаю свои окуляры. Потом снимаю зубной протез.
- Этим можно порезаться ещё лучше.
Полицейский, приблизив лицо, разглядывает мои зубья со сторон и произносит.
- Серьёзная штука. Но мы не можем отбирать зубы.
Ещё некоторое время мы решаем процедурные вопросы. Мне обещают адвоката, переводчика и просят подождать на стуле. Садясь на стул, я обращаю внимание, что у меня не забрали шнурки ботинок. Меня пробивает на смех. Нервное, наверно. Все глядят на меня. Поскольку уже ушёл тот флик, что говорил по-испански, мне приходится жестами (я же не говорю по-французски) объяснить, что забрали подтяжки, но оставили шнурки. А для повеситься они подходят лучше.
Заходит ещё какой-то шеф. Что тут, говорит, за веселье. Да, вот, отвечают, он смеётся над нами, что забрали подтяжки, а шнурки оставили и, ведь, прав такой-сякой.
- Непорядок, - заявляет шеф и приказывает мне снять шнурки.
Я уточняю жестом "это". По-испански говорят "да". Я так же жестом ещё раз на шнурки и потом на коробку на столе "это - туда".
- Уи, мёсьё.
Неплохо. Я - уже мёсьё. Через некоторое время появляются адвокат и переводчик. Точнее, переводчица. Один из фликов делает серьёзное лицо и долго-долго выговаривают адвокату. Потом, мы втроём: я, адвокат и переводчица уединяемся в комнате.
- Вам инкриминируют нахождение с оружием на территории Франции и это может потянуть лет на 3-5.
- Я не пересекал с оружием границу Франции, и, самое главное, я сразу заявил, что оно у меня есть.
- Но официальная граница Франции находится в другом месте!
- Очень, - говорю, - Интересно. Значит, для китайцев граница расположена в одном месте, а специально для меня она передвинулась на несколько десятков метров.
И я рассказываю адвокату, как началась история. Он соглашается, что ситуация не совсем ординарная и уходит на совещание к полицейским. Возвращается с серьёзным лицом полицейского в придачу.
- Они говорят, что дело может быть ещё серьёзнее, - переводит мадемуазель.
- Скажите им, - я обращаюсь к ней, - Что я сейчас закрою рот и открою его только тогда, когда выйду через пять лет из тюрьмы. И пусть не думают, что я выйду лучше, чем я есть сейчас.
Дама тщательно переводит и полицейский задумывается на целую минуту.
В процессе меня приглашают присесть к столику, на котором пожилой полицейский разложил всё моё денежное довольствие и карманное имущество. Тщательно рассортированы монеты, бумажки, патроны... Дядька долго и безуспешно рассказывает мне, что всё это появилось из моих карманов и, поэтому, он должен вместе со мной всё пересчитать, описать, запаковать и подписать вместе со мной упаковочную квитанцию. Если поступит команда, то он, согласно описи, всё вернёт в мои руки.