Артем тоже взял на вооружение такую сигнальную систему. Он гудит. Длинное «у-у-у-у-у» – одобрение: прикольно ты, папа, споткнулся о мой столик для кормления, давай еще. Короткое, отрывочное «у-у-у» – это все, хана, сейчас «Полет валькирий» начнется, причем та самая версия из «Апокалипсиса сегодня». Прерывистое, нестабильное «у-у-у-у, у-у-у-у» в сочетании с мечтательным взглядом вдаль означает, что сынок задумался о тщетности всего сущего: эх, батя, знал бы ты, как сложна жизнь в девять месяцев, давай-ка лучше долбанем по «ФрутоНяне».
В очередной раз за последнее время в магазине фермерских продуктов не оказалось козьего молока для Артема. Почему, спрашиваю. «Зимой всегда так, – отвечает продавщица. И добавляет: – У фермеров наших сейчас одни козлята». Про зиму я, допустим, еще могу понять. А вот на козлятах меня как-то замкнуло. «А козлят-то вроде не доят», – заметил я философски. Пожилая интеллигентная дама в очереди за мной, слышавшая наш диалог, не выдержала и сказала: «Вообще-то то, молодой человек, взрослых козлов тоже не доят». Ушел я оттуда посрамленный, одним словом. И до сих пор не понимаю – при чем тут козлята…
Утром перед работой выбирал себе одежду в шкафу. Пытался найти наилучшую комбинацию из единственных брюк и двух рубашек. Жена с Артемом на руках присутствовали при этом. Процесс несколько затянулся. У меня никак не получалось принять решение. Жена не выдержала и начала сокрушаться: «Ну что ты не можешь определиться, как баба!» Мой сынок до этого момента пребывал в кисломолочном анабиозе и не проявлял особого интереса к внешнему миру. Но после слов жены он неожиданно встрепенулся, ожил и явственно так и громко произнес: «Баба!»
«А ты не простой шкет, – подумал я про себя. – Хитрый политик. Буду впредь наблюдать за тобой, вызов принят».
Медленно ехал в пробке по дороге на работу. На автобусной остановке в своем районе заметил старого школьного приятеля. Подхватил его до метро. Едем, болтаем про старое, довольные. Он вдруг говорит: «А помнишь, как мы с тобой тогда почти вот так же катались?» Был такой случай, действительно. Давно, в юности, в 90-е.
Шумная компания отрядила нас двоих за догоном. На ногах мы держались нестабильно, поэтому поймали машину. Сели, поехали в магазин. В машине у бомбилы играла музыка (еще кассета или уже диск, не помню). Второй концерт Рахманинова. Шутка. Играл, конечно, Круг, «Кольщик, наколи мне купола», как сейчас помню. И что-то нас с товарищем перемкнуло. Мы перестали ехать за водкой. Взамен мы попросили водителя кружиться по району, не выключая этой песни и перематывая ее на начало. Так ему задачу и поставили. Водитель, судя по всему, был человеком опытным. За свой стаж бомбилы он привык не удивляться разнообразию местной гольяновской фауны. Авто нарезало бессмысленные круги по парковым улицам, из его опущенных стекол Круг в сотый раз призывал всех окружающих вплоть до Перово наколоть ему купола, а мы с приятелем блаженствовали. Такой вот нехитрый пэтэушный гештальт.
Товарищ вспоминал эту историю вслух, взахлеб смакуя забытые детали. Вдруг я обратил внимание, что паузы в его рассказе стали длиннее, интонация все тише, и в какой-то момент он вообще замолчал на полуслове. Между тем все то время, что он рассказывал, фоном в моей машине играла музыка. Я был занят дорогой и не вслушивался. И только когда мой спутник так внезапно прервался, я начал соображать, что же у меня в машине играет. Я осознал, что секундой раньше закончилась песенка про мамонтенка («пусть мама услышит, пусть мама придет»), следом запустилась «голубой вагон бежит качается», а перед этими двумя вроде бы мы с ним прослушали «елочка, елка, лесной аромат». Все это время у меня играл плейлист для Артема, которым мы его успокаиваем в машине.
Тем временем мы подъехали к метро. Товарищ начал собираться на выход. Как все неврастеники, я страшно не люблю неловких ситуаций. Поэтому я судорожно перебирал в голове варианты, чтобы объяснить такой эпик фейл известного в прошлом поклонника Круга, каковым я был известен своему приятелю. Но варианты не подбирались. Я чувствовал, как краснею. Товарищ между тем уже совсем вылез из машины, но вдруг завис в дверях, неуклюже повернулся ко мне и с какой-то докторской утешительной интонацией сказал: «Знаешь, я ведь тоже теперь уже немного другую музыку слушаю».
«Немного другую», боги! Спасибо, друг, лучше бы ты совсем промолчал…
Артем приполз ко мне с доброй открытой улыбкой. Целоваться будет, решил я. Он так уже пару раз к жене приползал, и они целовались. Я приблизил свое лицо к малышовому и начал усипусить. Сынок продолжал тянуться ко мне. Вот ведь, всплакнул я внутренне, какая любовь к отцу! И только в последнюю секунду я успел инстинктивно отдернуть голову: передо мной опасно клацнули четыре мелких редких зуба. Батлук-младший и не думал целоваться. Он просто хотел откусить мне нос.