39
Она любовалась заревом заката, когда он завел речь о том, что у него завтра куча дел, и можно не успеть сделать все, а тогда могут возникнуть неприятности. "О чем он говорит"? -- удивилась она, глядя на красные облака.
Это чувство. Мы чувствуем неуместность корыстной возни на фоне Целого. Нам в чувстве дано понимание, что перед торжественностью бытия личные хлопоты просто неприличны. Бытие, в лице, скажем, безветренного комариного майского вечера задает нам как будто совершенно бесхитростный, ничем не опасный вопрос: "Ну, как дела"? Однако мы чувствуем, что как бы нам ни было худо, от нас, на самом деле, ждут только одного ответа: "Лучше не бывает"!
40
Весенняя философия. Это был не первый солнечный день марта, однако именно сегодня солнце спровоцировало во мне приступ блаженства. Оно напоминало мне о своем присутствии весь долгий день, мы были с ним один на один, без посторонних. Так получилось, что весь день я провел на сиденьи междугороднего автобуса, почти неотрывно глядя в окно. А за окном было солнце, преобразившее привычные пейзажи. До меня, наконец, дошло, что наступает весна. Весна не как простой календарный факт, но как чрезвычайно важное событие в моей (нашей с миром) жизни - именно так. В голове звучало буквально следующее: "Весной жизнь не может не приносить радость. Солнечные дни - вполне достаточное основание, чтобы ее испытывать. Разве имеются такие дела и проблемы, которые могут пересилить ощущение праздника, идущее от солнечного света, заполнившего улицы, поляны, комнаты и весь мир"? "Да вы, батенька, поэт"! Нет, я не поэт. Я и сам недоверчиво и опасливо покосился бы на того, кому вдумается произнести такие слова вслух в моем присутствии. Я считаюсь умным и трезвым человеком. Но, наверное, всех без исключения людей иногда переполняют чувства - то, что пытаются передать поэты. А любое чувство приобщает нас, взрослых, к непосредственности, сходной с детской, и единственной, кому доступна истина. Другими словами, я почувствовал именно то, что почувствовал. И я убежден, что чувство весны посещает кого-либо (если посещает) именно в той форме, в какой оно посетило меня. Здесь имело место не проявление специфически моей сентиментальности или чего-нибудь еще, идущего от меня (субъективное), но действие закона, который вызывает либо не вызывает к жизни конкретную эмоцию. Потому я и решился записать свои дорожные впечатления, поскольку, как философ, люблю постигать законы (по большей части, разумеется, не государственные), люблю все неслучайное, связанное с таинственной сущностью сущностей.
Ком чувств покатился дальше. Радостная свобода, рожденная от лобового столкновения с зачинающейся весной, трансформировалась в мечту о лете. А как иначе? Перевод чувства в слова принципиально ничем не отличается от предыдущего: "Сколько бы ни было у меня трудностей и беспокойных ситуаций, одно лишь то обстоятельство, что я выйду с утра из дома в тонкой рубашке и зашагаю по залитой горячим солнцем улице, или выскочу голым на балкон и увижу густую, липкую листву самых банальных тополей, вне всякого сомнения, должно напрочь заслонить все хлопоты светлым дурманом беспечного веселья".
Когда чувства - составляющие души - особенно интенсивны, когда ощущение жизни необычайно полно - заранее отметаются не только любые поползновения на то, чтобы поставив на него (ощущение) ногу, оттолкнуться и карабкаться дальше, но даже попытка - я уж не говорю: анализировать, - воспеть! - и та будет неоправданным, преступным отступлением. Ибо - ценнее уже не сделаешь, шарма не прибавишь; просто - некуда, и так - через край. Вот и мне бы сейчас - остановиться, да я так и сделал, покуда ехал - остановился на чувстве. Чем оно сильнее (вульгарно говоря - приятней), тем меньше потребность даже в таком важном деле как его преобразование в идею. Чувство способно держаться своей силой, вернее, на ее (силе) постоянном возрастании, дающем право всякий раз говорить мысли: "Подожди, из меня еще не все выжато". Не всем понравится, но это философский закон: получение удовольствия - выше самых достойных размышлений (первое указывает на полноту, вторые - на ее отсутствие). К слову, я сейчас не о том, что чувству не требуется обоснование извне - а это так; просто разговор идет в несколько другой плоскости. От добра добра не ищут. Если мне хорошо, я буду последним дураком, если снимусь с места. А мне было очень, очень хорошо.
Так хорошо, что философскими построениями лучше уже не сделаешь. Вполне можно закончить, констатировав факт (мол, вот какой у меня имеется опыт). Но, поскольку я замыслил изложить кой-какие свои мнения, мне представляется возможным, всецело памятуя о полноценности (достаточности, не-нуждаемости в дополнении) испытанных чувств, условно превратить их в иллюстративный материал для идеи. Поэтому, дабы не рвать нить повествования, давайте предположим, будто лирический герой рассказа являет собой весьма утяжеленную с точки зрения своего общения с реальностью конструкцию. Последнее проявилось в следующем: по наступлении вечера я (т.е. лирический герой) отправил свои притупившиеся эмоции на обработку пускающей слюнки мыслью.
Мысль подтвердила: испытанные днем переживания были одними из тех немногих моментов (моего) бытия, что отмечены печатью подлинности высшей пробы. Кроме того, она поздравила с приоретением богатства, которое никто не в силах у меня отнять. Этим богатством были весна и лето. Всякое может случиться - я могу пережить полосу неудач, сложностей, но возможность получать радость от таких невероятных, никак напрямую не связанных с моей жизнью пустяков, как смена времени года, останется при любом раскладе. Причем эта радость настолько сильнее всех житейских невзгод, что обладает способностью сводить их на нет. При условии, конечно, что сутолоке будней не будет позволено задвинуть ее куда подальше.
Вечерние размышления сыграли роль оправы для дневного бриллианта-чувства, так как сложились в довольно стройное сооружение. Из них, в частности, следовало, что мы лишь тогда переживаем самые яркие минуты своей жизни, когда, во-первых, упиваемся природой, музыкой, объектом любви и прочим, не имеющим для нас никакого практического смысла, а во-вторых, когда волей или неволей (чаще, неволей) выполняем психотехнику под названием "забвение себя". Впрочем, первое без второго невозможно.
Почему некто, проснувшись поутру, не радуется солнечным лучам, пробивающимся сквозь темную штору? По-видимому, он сразу же погружается в заботы предстоящего дня. Почему кто-то идет по улице в начале апреля и не принюхивается к связанным с приходом весны изменениям в запахах, наполняющих воздух, которые всколыхнули атмосферу, неизменную аж с ноября прошлого года? По той же самой причине. И он полагает, что по сравнению с "делами" все это - ерунда. Вообще-то, этот "кто-то" прав. Но он - глупец - и не догадывается, какие сладчайшие мгновения абсолютной свободы (в том числе и от всех суперважных проблем) мог бы пережить, выйдя из своего тела (понимаемого в широком смысле) виртуальным образом, то есть попросту переключившись на другое, чем он сам. Реши хоть все дела - это не принесет такого ощущения совершенного уюта, как окунание в то, что существует просто как данность, само по себе, ни к чему не приложимое.
Тем же междугородним рейсом ехали два папы с сыновьями примерно одного возраста. Один папа явно был человеком обеспеченным, другой, напротив, малого достатка. Об этом можно было судить и по манерам, и по одежде, и по тому, что один курил сигареты с фильтром, а второй - без фильтра. А также по другим, более мелким признакам, не укрывшимся, однако, от пытливого взора философа, чьи синонимы - притворщик и наблюдатель. Между прочим, я только что позволил себе пошутить. По-видимому, целый день в окружении солнца, светившего всего лишь в третий или четвертый раз после пасмурной зимы, повлиял на их умонастроение сходным с моим образом. Оба папаши несколько призабыли про самих себя. Поэтому на остановках они курили вместе, беседуя о том, как быстро растут дети, в то время как их мальчишки, подружившись, затевали поодать какую-то игру. Я обратил внимание на то (и сей факт был мне отраден), что сошлись они довольно резво и разговаривали друг с другом вполне на равных. Просто как два мужика и все. Иначе говоря, богатый отвлекся от того, что он богаче, а бедный - что он беднее. Соответственно, богатый отложил на "потом" свою надменность, а бедный - желание показать, что он хоть и попроще, но как личность - ничем не хуже. Между ними не стояло их пребывание на разных ступеньках общественной лестницы, и, благодаря этому, состоялась встреча - взаимное приятие. Вообще, человек реализуется именно в тех случаях, когда, сделавшись как бы никем, просто отзеркаливает возникшую ситуацию, позволяет ей воспользоваться им для своего развертывания. На самой зажигательной вечеринке невозможно расслабиться, не превратившись в своего рода медиум веселья. На настоящих вечеринках нет веселящихся - там пляшет веселье как таковое. Или, пока человек считает, что он - кто-то, ему никогда не понять, не прозреть ближнего. Не остолбенеть перед картиной живописца. Не засмеяться на оригинальную шутку. Можно ли радоваться ветру, шумящему в деревьях? Да и чему тут радоваться? Ответ на эти вопросы доступен тем, кто, в тот момент, сумел покинуть самого себя. В частности, отставить в сторону свои думы о хлебе насущном, планы по претворению в жизнь собственных амбиций или сведению счетов с соперниками, беспокойства по поводу бытовой неустроенности etc.