Николай Александрович Бестужев
Записки о Голландии 1815 года[1]
Письмо 1. Гельвет-Слюйс
Мы в Голландии. — Мир встретил нас, — и надежды, за коими гнались мы сюда, исчезли, как ночные призраки с восхождением солнца. Еще в Копенгагене узнали мы, что Наполеон разбит при Ватерлоо и что войска наши под стенами Парижа. Пылкие чувствования юности, заставлявшей желать продолжения войны, встревоженные скорым и неожиданным переворотом, с коим опрокинулись наши замыслы, не могли быть утешены благоразумием, твердившим, что мир лучше войны; и мы, с грустию в сердце, в борьбе с бурями, в сопровождении четырехнедельной скуки пришли на своих фрегатах к туманным берегам Голландии.
Я не стану описывать своего путешествия от Копенгагена; да и что о нем сказать можно, не видев ничего в продолжение месяца, кроме неба и воды? — Если скажу, что на Доггер-банке во время двухдневных маловетрий мы ловили вкусную рыбу, что против Текселя ошибкою лоцмана едва не попали на мель, тут будет все, что случилось с нами, и что случается на море почте со всеми плавателями.
Мы вошли в реку Маас утром и, при помощи лоцманов, часов через шесть были уже в Гельвет-Слюйсе, маленьком городке, стоящем на одном из островов, образуемых Маасом. Здесь ожидание мое было обмануто вторично: вместо тонких болот, вместо городов, висящих на сваях над морем, как я заключал из неясных описаний Голландии, — увидел море, висящее над землею, увидел корабли, плавающие выше домов, и вместо болот возделанные поля, тучные пажити, чистые и красивые городки, прекрасных мужчин, прекрасных женщин.
Нас встретил доверенный от правительства, флотский лейтенант Ван-Эсс, умный, образованный молодой человек, каких я вообще видал во флотах шведских, датских и французских. Все попечения употреблены были к спокойствию и удовольствию нашему. Свежая пища для людей, долгое время на море бывших, госпиталь на берегу для больных и усердие самого Ван-Эсса обеспечили команды наших фрегатов.
Русский флаг еще впервые развевался на водах Мааса: берег усеян был любопытными. Я съехал с фрегата с Ван-Эссом уже под вечер и радовался видом сего городка, расположенного по сторонам канала, ведущего в док адмиралтейства. Чрезвычайная чистота, домы маленькие, но красивые, с блестящими стеклами, мостовая, на которой не видно ни соринки, довольственный вид жителей, которые высыпали смотреть на небывалых гостей, удобство объясняться в сей стороне (ибо все почти говорят по-французски) — все это, после четырехнедельного заточения, веселило меня чрезвычайно.
Мы пили чай в трактире на крыльце; мне не хотелось сойти с оного и лишить себя удовольствия смотреть на сей прекрасный городок. Однако любезный Ван-Эсс припомнил, что завтра рано наш экипаж выступит сухим путем в Роттердам, куда фрегаты, за малою глубиною реки, идти не могут, и что вечера остается уже немного, дабы осмотреть достойное примечания адмиралтейство.
В довольно пространной гавани стоит гребной флот — от 60 до 70 канонирских лодок и несколько яхт. Док, оконченный в 1804 году, назначен для починки фрегатов и мелких судов; вода из оного выбрасывается огненною машиною, строение которой, равно как и ворот дока, совершенно особенное.
В магазинах есть все нужное к вооружению кораблей, строящихся в Роттердаме и проводимых оттуда на камелях[2]. — Река доставляет спокойный рейд, где дают им половину груза и вооружения и отправляют за остальным в Амстердам: устье Мааса не позволяет кораблям проходить в полном грузе.
В канале, ведущем в гавань и док, стоит несколько пакетботов, отправляющихся по очереди, каждую среду и воскресенье, в Англию, куда, при попутном ветре, можно прийти часов за 15 с небольшим. Канал и река покрыты рыбачьими лодками, выезжающими ежедневно в море за промыслом, составляющим торговлю сего маленького городка, обитаемого 1200 жителей.
Рыболовные учреждения строго наблюдаются в Голландии; особенно сельдяной промысел имеет свои законы. Начало ловли, во время хода сельдей, определено с точностию, и со всего берега Голландии в одно время по условным знакам, после многих торжественных обрядов, промышленники выезжают в море. Изловленное количество сельдей необходимо должно быть посолено в тот же день; остальные же, сколь бы много оных ни было, выбрасываются опять в воду. Сия нежная рыба требует необходимой точности: пробыв два или три часа на воздухе, она ржавеет и в сем положении посоленная никогда не бывает хороша. Оттого англичане, шведы и норвежцы, которые в то же самое время оную ловят, соля без остатку и не разбирая свежей с сонною, никогда не имеют таких сельдей, как голландцы. Притом же последние, как сказывал мне один словоохотный промышленник за тайну, имеют обычай вырывать жабры у сельдей, что, хотя замедляет работу, но делает их гораздо вкуснее.
1
Впервые напечатано в «Соревнователе просвещения и благотворения», ч. XV, 1821, № 7, Проза, с. 33–64; № 8, с. 179–222; № 9, с. 257–298. В том же году вышло отдельное издание (Спб., 1821), по которому печатается текст в настоящей книге.
Экспедиция русского флота, в которой принял участие Н. А. Бестужев, была снаряжена в мае 1815 года, во время так называемых «Ста дней» Наполеона. В военных действиях экспедиции участвовать не пришлось; когда корабли пришли в Копенгаген, стало известно, что Наполеон разбит при Ватерлоо английскими и прусскими войсками, что военные действия прекращены и в Париже вторично подписан мир между Францией и союзными войсками.
Давая исторический очерк Голландии, Бестужев особенно останавливается на политической обстановке в стране после Аустерлица и Тильзита: в мае 1806 года Наполеон превратил Батавскую республику в Голландское королевство, посадил там на престол своего брата Луи и сделал независимую страну придатком Франции. В июле 1810 года Наполеон лишил Нидерланды последних остатков суверенитета и включил ее в состав Французской империи. В России понимали, что такое же положение он готовил и России в своих планах.
2