Индивидуального пакета, конечно, в карманах ни у кого не оказалось.
– Чего там?
– Вроде тихо… – без уверенности доложил Виноградов. Все равно разглядеть ничего было нельзя, а в ушах гудело от какофонии скоротечного боя.
– Смотри-и!
– Может, убежали? – Верить в это Владимиру Александровичу хотелось нестерпимо.
Капитан не ответил. Пару раз тряхнув стянутую с плеча раненого переносную радиостанцию, он впервые на памяти Виноградова грязно выругался.
– Чего там?
– Накрылась…
Все было одно к одному… Противник возник неизвестно откуда и был сейчас неизвестно где. И, что хуже всего, мог готовить очередной тур «марлезонского балета»! Виноградов припомнил, что первая обойма уже израсходована, да и во второй тоже…
– Покарауль, а? Слышишь?
Замполит вернулся на свой огневой рубеж: конечно, с «Калашниковым» и кучей боезапаса он чувствовал себя намного увереннее майора. Владимир Александрович торопливо, не разгибаясь, пробрался туда, где по его прикидкам должен был рухнуть убитый.
Натолкнувшись на то, что искал, он прежде всего убедился, что враг не опасен, и сунул в кобуру пистолет. Ощупал пространство вокруг – вот она! Длинная, непривычно удобная снайперская винтовка с прохладным прикладом у казенной части… Магазин небольшой, но должны же быть еще патроны?
Тщательно, снизу вверх Виноградов ощупал покойника: что-то гигиеническое с ампулами и бинтом, нож, фонарик… ага, вот тяжеленькие магазины – два, вороненые и плоские, скалящиеся с одного из торцов острыми зубками пуль! Никаких документов, только в наплечном кармане армейского камуфляжа комок разномастных купюр: рубли какие-то, доллары – сколько и чего, в темноте разбирать было некогда, да и незачем. Виноградов пихнул деньги обратно, стараясь быстрей отцепить их от клейких и ноющих пальцев: все-таки вляпался в кровь, прямо в теплую лужицу под мышкой.
«Чего уж там… бывает!» – мысленно попрощался с убитым Владимир Александрович и против воли посмотрел в запрокинутое к небу лицо. До этого он старался не поднимать глаза дальше белой ключицы над тельником.
– Й-еб твою…
– Что такое?
А майор и не знал, что ответить…
С Валентином Батениным он познакомился в восемьдесят восьмом под самый Новый год. Позабылся уже Сумгаит, с мостовых Баку смыли кровь от осенних погромов, весь советский народ без приказа расплакавшегося Рыжкова слал в Спитак и Ленинакан непрерывным потоком одежду, еду и медикаменты… а в горах озверелые бородачи поджигали в амбарах оставшееся население нищих азербайджанских сел.
Союз был крепок с виду, но жить ему оставалось недолго.
«Транспортника» Виноградова, отбывавшего первую свою, так сказать, кавказскую ссылку, поставили старшим над троицей ленинградских бедолаг милиционеров. И отправили сопровождать через две фронтовые границы огромный состав с колбасой и беженцами.
Войны здесь, конечно, никакой не было и быть не могло по определению. Официально… Только вот местному населению сообщить об этом не удосужились. Оно, понимаешь, местное население, очень любило пожрать и совсем не любило беженцев, особенно соседней национальности.
И с оружием там тогда обстояло дело намного лучше, чем в рабоче-крестьянской транспортной милиции.
Словом, отбили их с некоторым опозданием доблестные десантники Псковской дивизии. С неба свалились – в прямом и переносном смысле: взвод лейтенанта Батенина! Вертолеты, пулеметы, русский мат и запах трофейного коньяка.
Сопроводили до Нарашена, по пути познакомились. Лейтенант оказался из питерских, закончил «Рязанку» и почти год отмотал в ограниченном контингенте.
Как положено, выпили – благо, с этим делом у предусмотрительного Владимира Александровича проблем никогда не было. Виноградов позавидовал «Красной Звезде» молодого совсем земляка: тот без шуток поведал, как врезали им перед самым уже выводом из Афгана козлы-моджахеды… Еще выпили – за погибших, за Питер, за тех, кто в пути.
Расставались по-доброму, но за мешаниной событий и дат как-то почти сразу забыли друг друга… В Приднестровье они разминулись, когда капитан Батенин миротворствовал в Югославии – Виноградова посылали в Москву на танковую экскурсию к Белому дому. Так что встретились только случайно на Лиговском проспекте уже в девяносто первом.
Батенин, по прозвищу Батя, больше не служил Отечеству, решив немного поработать на себя. Катался на новенькой «вольво», дружил с городским головой и вопросы решал «по понятиям». Словом, пользуясь терминологией нового времени, «круто встал»!