Первый министр, будучи предупрежден, что я находился в Смоленске, столице одноименного княжества, которое король Польши во имя [Священной] лиги уступил Царям в 1686[164], послал указ воеводе сопроводить меня установленным порядком в столицу, что значит "двор", которую мы неточно называем Москвой, что на самом деле служит названием протекающей здесь реки. Я выехал 20 августа, в сопровождении /Г4/ пристава, капитана и 6 солдат. Первое доказательство своей храбрости эти господа представили мне при переезде леса длиной в 20 лье, безо всякого человеческого жилья, где нужно было переночевать и оставить лошадей пастись. Ночью поднялась буря, такая сильная, что лошади убежали из табора, то есть круга из повозок, который был устроен, и ушли в лес. Заметив это, я сказал офицеру, чтобы он приказал одним солдатам идти искать их, а другим — наломать хвороста в 50 шагах оттуда, чтобы разжечь огонь, на что офицер и солдаты ответили в один голос, что и за 100 дукатов (ducats) никто из них не покинет табора, потому что в таком же случае, семь лет тому назад, несколько их товарищей были убиты в этом месте. Итак, нужно был ждать до утра, и все лошади по звуку свистка (свисток служит московитам кнутом и шпорами, чтобы подгонять своих лошадей)* этих трусов вернулись в табор, после чего я продолжил /П8/ свое путешествие, вплоть до предместья столицы, отделенного от города только рекой Москвой, которую переходят в этом месте вброд. Офицер, который сопровождал меня, указал мне там дом и просил меня подождать его возвращения и распоряжений первого министра, которого он известит о моем приезде. Два часа спустя он вернулся с приказом перевезти меня через реку и проводить в дом, предназначенный для меня, куда вскоре явился пристав Спафарий, чтобы приветствовать меня со своей стороны, с приказом оставаться при мне[165]. Мне также были выделены для охраны, согласно обычаю, офицер и шестеро солдат, которым было предписано никого не пускать ко мне, пока я не буду принят в Совете. Нужно было терпеть этот обычай в течение 8 дней.
Наконец, Голицын[166] приказал позвать меня в Приказ (это 4 очень просторных здания, которые этот князь приказал построить, в которых находится несколько комнат, каждая из которых занята своим советом, находившимся до правления Голицына в нескольких сараях)[167]*, где он председательствовал, сидя во главе большого стола, с несколькими боярами по обе стороны. Он велел предложить мне стул, после чего переводчик с латинского попросил мои письма. Я представил ему письма великого канцлера Литовского[168], адресованные ему, в которых тот сообщал ему, что король послал меня в Московию для своих дел и уполномочил вручить свое письмо Царям. Он приказал ответить мне, /Г5/ что поговорит с царем Иваном, который один находится в Москве, и что он надеется, что я скоро буду принят. Затем он спросил у меня, согласно обычаю, новости от канцлера, не решаясь, из почтительности, спросить о короле (Польские короли никогда не пишут к министрам этой страны),* после чего, когда я встал, чтобы удалиться, он также поднялся и пожелал мне вскоре иметь счастье видеть царя.
Несколько дней спустя я послал из вежливости попросить у него аудиенции в его доме[169], где я был принят так, будто бы дело происходило при дворе какого-нибудь итальянского князя. За время разговора на латыни обо всем, что происходило в Европе, и о том, что я думал о войне, которую вели с Францией император и столько князей[170], в особенности же о революции в Англии[171] (он разбирался в новостях той страны, куда я был послан королем Польши в это время и был там задержан и ограблен на обратном пути)*, он предложил мне все виды водок и вин, советуя мне в то же время предупредительным[172] образом не пить вовсе. Он обещал добиться для меня аудиенции через несколько дней, что и сделал бы, если бы не его опала, которая привела к такой перемене в делах, что сразу стали слышны призывы к поджогу и убийствам. И если бы счастливая судьба не дала царю Петру смелости схватить предводителей партии царевны, /П9/ то произошла бы настоящая резня, вроде тех, о которых мы уже говорили.
Все оставалось в таком состоянии шесть недель. Я не знал, к кому можно обратиться, и это заставило меня принять решение написать письмо молодому Голицыну[173], фавориту Петра, в котором я изложил ему удивление, в каком я находился, не получив никакого ответа на записку, которую я представил по приезде, чтобы получить аудиенцию и вручить мои письма. На это он принес мне несколько извинений в связи с прошедшими смятениями, убеждая меня, что царь со дня на день вернется в столицу (что он и сделал действительно 1 ноября)*.
164
Смоленск принадлежал Великому княжеству Литовскому в 1404—1514 гг. В 1514 г. Смоленск вошел в состав Русского государства. После Смоленской обороны 1609—1611 гг. Смоленск был захвачен польскими войсками. В 1654 г. город был взят царем Алексеем Михайловичем. Согласно Андрусовскому перемирию, заключенному в 1667 г., Смоленск с уездом был временно закреплен за Россией. По 3-й статье заключенного в 1686 г. Вечного мира «Смоленску с городами и с уездами, которые от сего краю, от Витебскаго, от Полоцкаго и от Лютинскаго уездов к Смоленску належат, Дорогобужу, Белой, Красному со своими местами и с уездами и принадлежностями, как оные обретаются до сего времени, по перемирному договору, быть в стороне Их Царского Величества (ПСЗ. 1830-2, № 1186, 773).
165
Это свидетельствует о дипломатическом статусе Невилля. Согласно Иржи Давиду, послам иностранных государей «тотчас по прибытии назначается постои либо в Посольском дворе, либо где-нибудь в другом месте, где они содержатся под стражей, пока не представят привезенные с собой грамоты или не доложат о цели своего приезда. После этого сразу им дозволяется располагаться и появляться среди публики» (Давид-4, 1968, 141).
166
Голицын князь Василий Васильевич (1643—21.04.1714) — боярин (4.05.1676), один из активных участников отмены местничества (24.11.1681—12.01.1682). Руководил с 17.05.1682 Посольским приказом, где он принимал Невилля. 19.10.1682 был пожалован «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегателем», в декабре того же года сосредоточил в своих руках руководство Иноземским и Рейтарским приказами (поэтому Невилль в дальнейшем называет его то «первым министром», то «великим канцлером»). В годы регентства царевны Софьи Алексеевны был фактическим правителем государства.
167
В 1680 г. было выстроено новое здание приказов. Оно представляло собой двухэтажный корпус, расположенный между Архангельским собором и Спасскими воротами. Здесь размещались 6 приказов: Посольский, Разрядный, Большой Казны, Новгородский, Поместный, Казанского Дворца и Стрелецкий (Бакланова, 1926, 57).
168
Огинский Марциан Александр (1632—1690) — посол сеймовый, воевода Троцкий, канцлер Великого княжества Литовского (с 15.05.1684). В 1686 г. прибыл в Москву в составе делегации Великого княжества Литовского для заключения между Россией и Речью Посполитой Вечного мира (PSB-98, 1978, 618—620).
169
Двор князей Голицыных находился в Охотном ряду. Палаты были двухэтажными, к ним примыкала церковь, верхний этаж которой был домовым храмом Голицыных (Грабарь, 1925, 11—15; Богоявленский, 1980, 221—232).
170
В 1686 г. была образована Аугсбургская лига — оборонительный союз нескольких европейских государств, направленный против Людовика XIV, распространившего свою власть на западногерманских князей (Регенсбургский договор 1684 г.)
171
«Славная революция» 1688 г., положившая конец правлению Карла II Стюарта, а вместе с ним и Реставрации в Англии. После «Славной революции» на английском престоле утвердился Вильгельм III Оранский, штатгальтер Нидерландов. Это привело к резкому изменению сил в Европе в сторону усиления антифранцузской коалиции.
173
Голицын Борис Алексеевич (20.07.1654—8.10.1714) — князь, кравчий царя Петра Алексеевича, затем боярин (28.02.1690), руководитель Казанского приказа (1683). Яркую зарисовку о Б.А.Голицыне дает в своих мемуарах Филиппе Балатри: «Я увидел господина (с угрюмым лицом), сопровождаемого большой свитой стремянных и шестью дворянами. После краткого приветствия гости уселись на лавки и молча начали курить трубки. Я мог насчитать не более десяти слов, сказанных этим князем за то время, которое он провел здесь...» (Герасимова, 1965, 176).