Было от 10 до 11 часов утра, когда войско подошло; все надеялись ночью атаковать Перекоп, или ров[300]. Но вечером, когда все пришли за приказом, то были очень удивлены, узнав, что завтра предстоит возвращаться. Поскольку это отступление необычно, стоит немного остановиться на том, что его вызвало.
Когда войско расположилось достаточно близко от города, наездники — ногайские татары и калмыки, которые являются подданными Московитов, схватились с перекопцами. Один ногаец ханской службы, случайно узнанный московитом, крикнул тому на своем языке: "Зачем мы сражаемся! Почему ты не скажешь своему боярину, чтобы он заключил мир с ханом?" На это московит ответил, что если бы боярин действительно поверил в миролюбие хана, то он может подумать над этим; и если хан действительно хочет мира, то пусть шлет людей, чтобы заключить его. "Ну, хорошо, — сказал перекопский ногаец, — поговори с твоим боярином или генералом и уверь его, что если он хочет мира,[301] то пусть боярин согласится на это". Ногайский татарин пошел сначала отдать отчет боярину Голицыну обо всем том, что сказал ему татарин, и нашел этого полководца в расположении /П30/ заключить договор и отступить без сражений[302]. Голицын приказал написать письмо от лица этого татарина к тому, с кем он говорил, примерно в следующих выражениях: "Я сообщил боярину Голицыну то, что ты мне сказал. Он рад прийти к соглашению, так, чтобы был послан кто нибудь, кто изложил бы соображения и требования Хана". Письмо было дано первому попавшемуся татарину и было отнесено к Хану, которого татарин застал в размышлениях, советующегося с мурзами о том, как избавиться от столь многочисленного неприятеля. Хан поначалу решился только приказать узнать у Голицына, было ли это письмо написано по его приказу, и когда ему сообщили, что это так, он послал[303] Сулеш-мурзу, а Московиты дали в заложники господина по имени Змеев. У обеих сторон были различные интересы. Московиты предложили пять следующих условий: чтобы все русские пленники были освобождены, чтобы татары /Г29/ не совершали более набегов на земли, находящиеся в подданстве Царей, чтобы они отказались от 80 000 экю[304], которые они требовали от московской казны, чтобы они оставили в покое поляков и чтобы они не оказывали никакой помощи туркам[305]. Супеш-мурза, желая продержать московитов до следующего дня, и хорошо зная, что такое большое войско не может долго оставаться без фуража и воды, затянул переговоры и удовлетворился тем, что дал некоторую надежду на соглашение. На следующий день он ответил, что хан не хочет других условий мира, помимо тех, на которых он ранее заключил мир с Царями, что он требует ежегодной уплаты дани и желает, чтобы ему заплатили за три уже прошедших года 240 000 экю. Этот ответ не понравился князю Голицыну и, не считая более возможным стоять лагерем в песках, он задумался об отступлении. Из боязни преследования он приказал везти с собой до Каланчака мурзу, который был в его лагере, и оттуда отослал его обратно и получил взамен своего заложника. Вот в нескольких словах весь Крымский поход.
Далее шли в течение 3 недель, чтобы вернуться в Самару[306], где, бросив все тяжести, /П31/ перешли реку, а 6 дней спустя уже оказались на реке Мерло. Голицын между тем послал гонцов[307] к Царям и польскому королю, где он хвастался тем, что разбил татар, и преследовал их вплоть до их пределов. Узнав об этих новостях, московская Царевна объявила во всем царстве общественные увеселения и, согласно обычаю, послала окольничего с благодарственной грамотой[308] всему войску и золотыми в награду, после чего, когда пришли указы распустить войско, на реке Самаре был оставлен боярин Волынский[309] новобогородицким воеводой с войском около /Г30/ пяти-шести тысяч человек.
Это сообщение извлечено из донесений резидентов польского короля, которые находились при дворе Царей и следовали за войском после смерти царя Федора и до сегодняшнего дня. Теперь мне остается только подробно описать все то, чему я сам был свидетелем, поскольку[310] часто имел смелость, переодевшись ходить по городу и даже в Троицкий монастырь.
300
Согласно «Записке государевым мерным верстам и станом того Крымского походу», войска «майя в 17 день шли степью до речки Колончака в един день. Был бой. Майя в 18 день перешед речку Колончак и шед подле той речки. И отошли две версты и стали на той речке Колончак» (Лаврентьев, 1988, 217). В.В.Голицын сообщал в Москву: «И майя 20 числа с Колончака пришли мы, холопи ваши, с вашими великих государей ратными людьми наших полков к Переколу, и хотели чинить над городом промысл» (Устрялов-1, 1858, 371—372).
302
30.08.1689 в распоряжении Нарышкиных оказались показания стрелецкого капитана Василия Сапогова о тайных переговорах кн. В.В.Голицына с противниками: «и посылал де он боярин от себя из полка астраханского татарина Кармаша, да с ним своего человека Ивашку Тинбаева для переговору под Перекоп. А после того ездил околничей Венедикт Андреевич Змеев и столник князь Яков Федорович, да с ними же ездил ротмистр князь Борис Долгорукий, а переговаривался тайно, а что — никто не ведает. И оставили они в аманатех Илью Змеова» (Розыскные дела), 1884, 27—28). Позже, в результате допроса переводчика Посольского приказа Сулеймана мурзы Тонкачеева выяснилось, что с крымцами съехался татарин Карамаи Кутлубеев, которому они и сообщили о готовности хана к примирению. После того, как Кутлубеев доложил о своем разговоре русскому командованию, в лагерь крымцев было заброшено письмо с мирными предложениями. После этого для переговоров из Перекопа прислан был Кеман-мурза. Между ними состоялся следующий диалог. Мурза спросил: «По твоему ль приказу письма писал, или татарин Кармашка собою затевает?» Голицын ответил, «что те де письма посланы по их веленью для того, что де ему. Кармашку, говорили об миру ваши татаровя, и будет де хан миритца хочет, и он де с ними миритца и битца готов» (Розыскные дела-3, 1889, 956).
305
Невилль достаточно точно передает условия, предложенные кн. В.В.Голицыным: «чтоб хан полоняников русских людей всех отдал и на украинские города войною б не ходил, и казны б у них не спрашивал, также бы и на польские города войною не ходил» (Розыскные дела-3, 1889, 956). Практически те же условия были известны и Иржи Давиду: Во-первых, чтобы татары обязались, что не посмеют больше нападать ни на империю москвитян, ни на Польшу. Во-вторых, что не будут оказывать туркам никакой помощи против христиан. В-третьих, что никогда не будут больше требовать от Московии ежегодной дани в сорок тысяч рублей. В четвертых, что они отдадут всех христиан, которых до сих пор взяли в плен» (Давид-1, 1968, 127).
307
С берегов Самары кн. В.В.Голицын послал в Яворов к Яну III полковника Костромского солдатского полка Матвея Фливерка с известиями о поражении Крымской орды и о бегстве хана за Перекоп. В беседе Фливерка и русского резидента Ивана Волкова с коронным гетманом Яблоновским сказано было, что «царския войска долины и поля погаными трупами уклали и такие победительства над татарами получили, каких прежде не бывало». Грамоты о том же посланы были папскому нунцию, львовскому епископу Иосифу Шумлянскому, венецианскому резиденту, послу императора и другим (Устрялов-1, 1858, 240—241).
308
Похвальная грамота к кн. В.В.Голицыну и гетману И.С.Мазепе послана была с окольничим В.С.Нарбековым (ПСЗ-2, 1830, 19—21, № 1340).
309
Волынский Иван Федорович (умер около 1696—97 гг.) — окольничий (23.01.1681), боярин (1.09.1682), Воевода в Киеве (1681), судья Сыскного приказа (1682—1683), Астрахани (1685), Самаре (1688—89) (Барсуков, 1902, 458; Богоявленский, 1946, 244; Crummey, 1983, 202).