— Не горюй, брат Трубочист, — утешал Птица Гийома, — рождение нового мира не бывает без мук. Оставь в своем сердце место для радости… Свобода пришла в Такикардию!
Под эти слова он ткнул клювом в какие-то клавиши на пульте управления и тяжелый стальной кулак Чемпиона опустился на маленькую деревянную клетку.
— Свобода… А где, собственно, Такикардия? — в голосе Катрин ла Бержер-Дюмон послышалась дрожь.
— Даже если прекрасная Пастушка хочет вернуться под королевский венец, у нее это никак не получится, — с ехидным поклоном произнес Птица, сделав ей реверанс шляпой-цилиндром — король улетел… навсегда.
— Построим новую Такикардию, — отрезал Гийом, — там, на берегу моря, которое мы видели с крыши дворца. Будем там к вечеру… Подними-ка стального, брат-Птица, я буду говорить с людьми!
Чемпион, захваченный Трубочистом и его командой, был убийственным аргументом, чтобы Гийома выслушать, признать за главного и следовать его распоряжениям, доносящимся с трибунки, приваренной к чемпионской голове. Сиротливо толпящиеся на безопасном расстоянии от рушащегося дворца такикардийцы вновь должны были стать чем-то единым целым. Рамонер легко разделил их на несколько команд. Одни должны были порыться в обломках в поисках всего ценного, что можно было найти и спасти. Другие — следовать за Птицей к берегу моря, готовить место для нового города. Третьи — позаботиться о раненых и увечных, четвертые — собрать погибших и отнести к одному из провалов в бывшее подземелье, где их всех одним ударом похоронит Чемпион. Порядок, против всех ожиданий, водворился довольно быстро — сказывалась такикардийская выучка…
К вечеру первая группа успела не только прибыть на место, но и начать необходимые работы, которых ото дня ко дню все прибавлялось. Мало было построить укрытие для спасенных из развалин припасов, надо было их сберечь от желающих разделить их здесь и сейчас, подумав о том, как использовать их к общему благу. Такикардийское лето было в разгаре, и погорельцам, к счастью, не грозила немедленная смерть от холода, но как накормить несколько десятков тысяч выживших при крушении дворца? Пригодна ли земля, лежащая вокруг, для посевов, а если она пригодна — где взять необходимый инструмент и семена? Получится ли откопать хоть что-нибудь на развалинах. И успеют ли семена принести плод, если посеять их сейчас? Королевский садовник Андре Дюжарден, тот самый, что еще накануне украшал свежими букетами дворцовую капеллу, каким-то чудом уцелел, Катрин узнала его и показала на него Гийому. Тот распорядился, чтобы Дюжарден обошел окрестности лагеря, определив место будущих плантаций. В помощь себе он взял нескольких выживших рабочих висячих садов. Они искали в лесу, примыкавшем к Вильневской бухте (так в честь нового города — Вильнева окрестил ее Рамонер), съедобные растения.
От скота и редких животных королевского зоопарка остались единицы: кого не побило обломками, тот стал жертвой стаи хищников, вырвавшейся наружу, благодаря Птице. Катрин Дюмон сбивалась с ног, чтобы их собрать вместе, показав себя с наилучшей стороны. Вся живность была согнана ею в одно стадо, и даже львы не осмеливались нападать на козлят под бдительным оком Ла-Бержер. Они ходили на охоту куда-то далеко, откуда не видно было свежие руины, и даже приносили Пастушке часть своей добычи. «Она умеет говорить с хищниками, и они прислуживают ей!» — с ужасом шептались за спиной Катрин такикардийцы, не смевшие перечить ни единому слову их несостоявшейся королевы. Так или иначе, под надежной охраной львов стадо обещало дать неплохой приплод, столь ценный в ожидавшиеся тяжелые времена. Силы Чемпиона тем временем убывали, а зарядная станция осталась навеки погребена в подземном ангаре. «Скоро наступит день, когда он не сможет копать землю, поднимать крыши и переносить связки деревьев из леса», — тревожные мысли все чаще посещали голову Рамонер-де-Ла-Тура. Возмущения такикардийцев он не очень боялся. В своих бедах они готовы были винить скорее последнего короля Карла, разрушившего страну ради, как они думали, его собственной неведомой прихоти, и зловещего Птицу. К тому же не все готовы были признать в новом вожде какого-то трубочиста, за поимку которого обещало награду королевское радио. Наконец, оставалась «личная гвардия» пастушки, на которую он сможет положиться. Угнетала неумолимо надвигавшаяся осень и невозможность решить навалившиеся на уцелевших обитателей града-дворца проблемы.
Поначалу тот день в середине августа не показался бы каким-то примечательным. Море привычно плескалось у берега, большинство жителей Вильнёва было занято на своих работах, Гийом Ле Рамонер совещался с Андре и Викторином Леметром, тем самым инженером, в цех которого определил Трубочиста Жюль Видок, покойный начальник полиции, чья преданность его величеству вознаграждена была им со столь черной неблагодарностью. Леметр все последние годы проектировал только новые памятники Карлу XVI, потому с тем бОльшим интересом чертил и показывал вождю эскизы новых домов и улиц… Между тем, со стороны залива послышался легкий гул, нараставший с каждой секундой, пока не превратился в настоящий оглушающий рёв. Водное зеркало заполнилось какими-то сооружениями, напоминавшими не то длинные и толстые сигары, каждое размером с трех-четырехэтажный дом, к бокам которого приделаны довольно короткие крылья. Большинство жителей высыпало на берег, привлечённые невиданным зрелищем. Кто-то на всякий случай прятался по тем времянкам, что уже успели к тому времени возвести, отдельные, из тех что были особенно пугливы, бросились прятаться кто в лес, а кто и подальше от берега — в сторону развалин дворца.
По-настоящему жутко стало, однако, когда шум стих столь же внезапно, как он появился. В кромешной тишине раздался звон набатного колокола, несшегося откуда-то со стороны темно-серых полумонстров, расположившихся затейливым строем. После нескольких пронзительных ударов раздался громкий голос, тембром напоминавший голос Видока. И если бы такикардийцы не были подавлены страхом и сомнениями, то, конечно, им пришло бы на память, как король Карл, а всё чаще дворецкий и начальник полиции общались с подданными по радио, раструбы которого гроздьями висели на всех этажах дворца. Язык сегодняшнего послания был очень похож на их собственный, но совершенно непонятен. Навык различать чужую речь был, возможно, навсегда утрачен за годы затворничества…
— Где этот чертов Птица, говорящий на всех языках? Пусть бы поведал, что там они несут… — в голосе Рамонера послышалось легкое раздражение. Он тоже вышел на плоский берег, и толпа почтительно расступалась перед ним.
Долго ждать Пересмешника все же не пришлось, спикировав откуда-то сбоку почти под ноги де Ла-Тура, он сделал свой фирменный поклон и заговорил:
— Этот голос обещает вам всем, несчастные жители поверженной Такикардии, великую удачу и процветание. Его утешающее все скорби величество, наисовершеннейший Филипп XXII, король Эльдорадо и император всея Вселенной осчастливил вас его милостивым покровительством. Он изволил прислать свой верный флот, чтобы эвакуировать вас. Вас всех.
— Он не говорит, что будет, если мы не согласимся? — мрачно спросил Рамонер.
— О, мой дорогой Трубочист, — расшаркивался пернатый, - Вы не можете отказаться… Вы все окружены и находитесь под прицелом. Осознайте необходимость принять приглашение его величества и почувствуйте себя свободными. Свободными от наступающей зимы и верной смерти. От лишений на руинах дворца или от мечей рыцарей Эльдорадо….
- Хорошо, Птица, передай кому-нибудь там, кто там есть, что мы - согласны…
========== 10. “Играй, Панем, играй. Ты завтра станешь нашим…” ==========
Viva las cadenas!
Viva la inquisicion!
Viva el Rey Felipe!
Viva la dominacion! (1)
— Вознесём нашу хвалу Создателю всего чистого, возлюбленные братья! — края ярко-оранжевого плювиала распахнулись, и падре Рамон поднял руки в молитвенном жесте, — О, великий и благословенный АрмАс (2), утешитель всех смятенных душ и податель всех добрых мыслей, благодарим тебя за милость Твою и поддержку Твою в нашей полной волнений и гибельных страстей жизни, которую проводим мы среди порока и греха. Молим тебя, огради нас от козней ОгромАна (3), подобного морскому чудовищу, готовому пожрать нас в любое мгновение, даруй нам силы сделать правильный выбор на стороне сынов света, отринув искушение властей тьмы. Благослови, АрмАс, нашего милостивого короля дона Филиппа, поддержи во многотрудном служении инквизитора нашего отца Доминго, благослови всех совершенных братьев и сестёр, верным же, о, Творец, дай однажды достичь совершенства. Тех же, кто сердцем ожесточился, утешь Твоим великим утешением, всели любовь и мир в их закосневшие души.