Едва произнеся свои слова, она как была босиком спрыгнула с дивана, продефилировала перед Сноу и подошла к окну. Девушка встала на левую ногу, опершись руками на подоконник и подняв голову вверх. Она зацепила подогнутыми пальцами правой ноги за лежащий на полу ковёр и выставила подошву голой ступни на обозрение своему ухажёру. За проведённый в Капитолии месяц Труде уже успела понять нехитрую истину: на фоне всеобщей вычурности и извращённых изысков лучшими средствами обольщения стали простота и непосредственность. И не только понять, но и пользоваться. «Ну давай же пялься, похотливый пень, недолго тебе осталось», — радовалась она своей власти над Сноу, которую только что ощутила со всей силой.
— Что там, Фиделия? — недоумённо произнёс президент.
— Луна, мой дорогой! — таинственно вымолвила переводчица.
— Луна, и что? — Сноу продолжал в прежнем духе.
— Ты не знаешь этой части истории о всемирной катастрофе? — она изобразила удивление, повернув голову вполоборота к собеседнику. — Когда она случилась, сколько-то человек находилось там… Они все должны были погибнуть, но они выжили, Кориолан, победив саму смерть. Это уже не люди, это боги!
***
— Да ты просто богиня, Рената, — усмехнулся Драже.
— Трудно ли тебе быть богом, пан Николич, — не осталась в долгу панночка.
— Однако, если Синиша услышит эти речи…
— Будем надеяться, что не услышит, будет занят чем-нибудь другим. Так или иначе, до реализации проекта «Ковчег» пройдёт ещё как минимум два с половиной года, а за то время…
— Что там дальше, моя богиня?
***
— Когда вся земля будет в наших руках, мы отправимся на Луну, я правильно тебя понял?
— Да, Кориолан, за бессмертием!
— И ты считаешь, что эти лунные жители поделятся с нами их секретом?
— Мы уговорим их! Или заставим с собой считаться! Подумаем об этом после, в своё время. Пока же — Арена, Победа, Валльхалл.
— Арена, Победа, Валльхалл… — безвольно повторил Сноу. Жить вечно. Или, по крайней мере, очень-очень долго. Походило на сказку, на ложь, но как страстно, как безумно этого хотелось. А вдруг варварка права, на Луне ведь действительно была когда-то база, и там были не самые глупые из тогдашнего человечества… Почему бы не попробовать, в конце концов, — иди, Фиделия, я буду болеть за тебя…
— У меня есть к тебе просьба, Кориолан.
— Просьба?
— Я не хочу убивать Цецелию Санчеш. И не хочу позволить это сделать никому. Цецелия должна жить. После начала Игры я выведу её через аварийный выход и отдам в руки Биргирссону, который тут же переправит её в Хауптштадт. Пушка выстрелит и портрет будет показан, и никто ни о чём не узнает. Ялмар подбросит на арену чьё-то мёртвое тело, и его заберёт планолёт под видом Цецелии. Исполнение этой просьбы будет залогом нашего договора…
***
— Останови, Рената. Ты, конечно, считаешь меня любителем интимных сцен, но…
— Сделано. Разве я не права?
— В чём? — недовольно воскликнул Драже.
— Успокойся. Я не о том, о чём ты подумал, — уколола его Рената, — Разве я не права, что весь этот спектакль она сыграла ради…
— Многодетной матери?
— Именно, пан Николич, именно… И пусть Синиша не впадает в истерику раньше времени.
— Что ж, завтра, надеюсь, мы всё узнаем.
— Как сегодня узнали, что мы, оказывается, бессмертны?
Комментарий к 15. Цверг и наследница Тора
1. Сватовство карлика Альвиса к дочери Тора Фруд - один из эпизодов Старшей Эдды.
========== 16. Последний перформанс Грации ==========
Вторая половина дня Жатвы прошла для сотрудников пресс-центра в нервной обстановке. Всё было совсем не так, как обычно, когда в фокусе камер оказывались никому не ведомые подростки. Сейчас выбор делался из тех, кто многие годы держался на виду, оставляя за собой тут и там многочисленные следы, которые сейчас надо было подобрать, суммировать и проанализировать в кратчайшие сроки. Для готовившейся к своей роли Труде, у которой ради такого дела была своя небольшая команда, тоже составили несколько обзоров. Небольшой командой шумная свора из полсотни размалёванных секретарей, референтов, консультантов, стилистов, гримёров и прочих бездельников была, конечно, по местным меркам. В Хауптштадте, где даже у самого известного ведущего бывало от силы три помощника, её хватило бы на половину всего вещания. Команда, за исключением самой будущей спецкорреспондентки, была ещё накануне заперта на территории центра вещания, чтобы секретная изюминка главного распорядителя не вылезла на поверхность и не стала достоянием любителей сенсаций.
Сводку итогов Жатвы Крессида принесла Труде согласно порядковым номерам дистриктов, и вначале будущая спецкор просматривала нарезку с полнейшим равнодушием — надо, разумеется, изучить участников, подготовиться к интервью, впрочем, она со своим обычным высокомерием подумывала, что ничего нового и неизвестного ей выудить из набора официальных кадров уже не удастся.
Вот репортаж из номера Один. Блеск и Кашмира. Как можно их воспринимать всерьёз? Блеск? Добавьте ему лет двадцать, похожую на вилы бороду и сделайте его чуть пошире в плечах, и получится оберландрат Торвальдссон, тот самый, что в глаза насмешливо и ехидно звал её «премудрой девой», а за глаза — «Чёрной Пяткой», притом, как передавали ей друзья, говорил о ней в её отсутствие вполне уважительно. Ну, а Кашмира — вылитая Ингрид, та, что гоняла её несколько лет, пока Труде была её ассистенткой на студии, заставляя по несколько раз переписывать консервы: «Так! Переговорить со слова „программа“! Повтори слово „дистрикт“! Что за акцент! Здесь тебе не Капитолий! Нет! Не пойдёт! Ещё раз!» Но Ингрид не знала языка Панема, в услугах Труде очень нуждалась, не упуская, однако, случая показать её полное, по сравнению с собой, профессиональное ничтожество…
«Почему мы так похожи на них, или они на нас», — иногда думала девушка о Первых, прекрасно осознавая и своё собственное сходство с Диадемой, так напугавшее Кэтнисс во время их встречи. Именем хорошенькой трибутки, пока та не погибла на Арене, Труде поддразнивали многие — от оператора Стена до родного брата Торлейфа. Наверное, приходило в голову переводчице, что-то связывало два народа когда-то до Катастрофы или в первые годы после неё, но в этом разбирался разве что приснопамятный Улоф Торвальдссон, за что и получил прозвище Запутанный Мозг…
Энобарию она отметила. Очень сильная женщина. И умная, но умеет хорошо скрывать свой ум, прикидывается недалекой фехтовальщицей. Может быть, она совсем не жестокая сама по себе. Но когда у неё есть цель, она не останавливается перед жертвами и умеет ни о чём не сожалеть. С ней говорить будет не очень интересно… Бити и Вайресс — ещё та загадка. Очень закрытые и необщительные. Поищем, как подступиться к ним позднее. Вдруг сами на чём-нибудь раскроются. Красавчик Финник выглядит болтуном. Почесать языком он никогда не откажется, а публика только того и ждёт. Отлично… Поболтаем… А вот с бабулькой, у которой отнялась речь, поговорить и не получится. Улыбка у неё светлая. Если успеем встретиться — дадим крупный план… Энни, та, в игры которой Труде пришла на телевидение, хорошая актриса. Сыграла сумасшествие очень убедительно. Хотелось бы её встретить там и обсудить вопросы сценографии, но, в конце концов, пусть живёт, спасибо Мэггз… А вот с этой девкой было бы интересно помахаться топорами. Её легко можно будет подначить и разыграть сцену: «Нападение на корреспондента в прямом эфире, переходящее в смертоубийство напавшего». Рейтинг определенно будет зашкаливать, а сцену будут показывать неоднократно, довольно думала про себя Труде, почему-то уверенная в том, что Джоанну уделает при любых обстоятельствах, лишь бы раздобыть оружие… Тягомотное настроение продолжалось до репортажа из Дистрикта 8, где на экране показалась та, чьё имя с детства валльхалльская гостья произносила с придыханием. В итоге, остальные репортажи она почти не смотрела, и только уже в самом конце, глядя на жатву в Двенадцатом, едва ли не вслух произнесла: «Ребята, простите меня… Мне жаль, но я не с вами… Я — с Цецелией…»
Когда на следующее утро, утро дня парада, Ялмар передал ей сообщение, содержавшее просьбу Твилл, Труде была в таком настроении, что хотелось всех поубивать. В том числе, подопечную учительницу-беженку. Впрочем, нет, её можно было бы всего лишь хорошенько отхлестать в бане веником. За то, что она всё время, пока она вместе с Бонни была приставлена к Труде, ни единожды не обмолвилась о том, что Цецелия была из ее компании. Ведь тогда между ними всё пошло бы иначе…