— Не уверен, Порфирий, не уверен… — тряхнул седыми волосами Сноу, — по мне, самая заветная мечта — сохранить в неприкосновенности то, чем ты владеешь.
На последние слова президента Панема Альварес счел благоразумным промолчать, несмотря на то, что раздражение, крепнущее в нём с каждым разом, как хозяин Капитолия нарочито коверкал его имя на старомодный латинский манер, всё сильнее рвалось наружу каким-нибудь ехидным замечанием. В том смысле, что для старого самодура ничего не осталось, как изо всех сил цепляться за своё положение, особенно сейчас, когда его с каждым днём всё сильнее припекают повстанцы.
— Мы пришли! — голос диктатора прервал размышления эльдорадского гранда. — Теренция, Вы тоже…
— Позвольте мне вопрос, господин президент? — картина, открывшаяся за миниатюрной дверью, в которую можно было протиснуться разве что в три погибели, едва не заставила его удивлённо присвистнуть, что было бы уж совсем неуместной выходкой. — Это декорация к сказке о принцессе Белоснежке?
— Вы здесь посторонний, Порфирий, и потому я готов не только оправдать Вашу бестактность, но и найти в ней некоторое обаяние… — речь его звучала с привычным бесстрастием и шармом, но по тому, как загорелое лицо Сноу приобрело сероватый оттенок, можно было понять силу приступа его гнева, вызванного репликой виконта. — Теренция, проясните нашему гостю суть дела.
И пока мисс де Ла Крус отвела его в угол и начала что-то рассказывать торопливым шёпотом, президент подошёл к лежащей на ослепительно белой кровати светловолосой девушке, одетой в длинное серебристое платье, сверкающее и переливающееся в ярком электрическом свете. Красавица казалась спящей, но, как Альварес моментально почувствовал, никакие усилия капитолийских светил бальзамирования не могли скрыть неизбежное. Это было мертвое тело. Сноу погладил труп по голове и заменил едва начавшую увядать розу, вплетённую в густую причёску, на ту, что он только что срезал и принёс с собой.
— Я скорблю вместе с Вами, господин президент, о смерти Фиделии… Благодаря Теренции я узнал всё, что надо было знать об этой прекрасной девушке, — зазвучал над ухом у Сноу голос эльдорадца. — Но, коли уж Вы находите мою бестактность обаятельной…
— Прошу Вас, виконт!
— К Вашим услугам! Тогда я позволю вернуться к тому, о чём мы говорили в оранжерее… У ваших роз, изысканной вазой коих служит Арена, я вижу, есть такие шипы, что способны нанести смертельные раны… Всему государству. — Альварес направлением своих глаз показал на тело Труде. — Она — свидетель.
— Она — свидетель, и Вы, Порфирий, совершенно правы. Но у нас есть другие свидетели. Вчера мне в очередной раз доложили, что среди повстанческой группы в дистрикте 4 есть несколько эльдорадцев. И кое-кто, а именно служитель принятого в Вашей стране официального культа, прибыл на нашу территорию вчера, можно сказать, одновременно с Вами… И он привёз с собой оружие.
— Я хотел бы, чтобы господин президент верил мне в том, что наших людей там нет…
<— Упрямые факты, сеньер Альварес, говорят, однако, об обратном. Вы ведь не будете обвинять меня во лжи, дорогой виконт? — улыбнулся Сноу своей обезоруживающей улыбкой и, в ожидании ответа, чуть-чуть приоткрыл свой рот, излучая довольство и самоуверенность.
«Почему ему приспичило завести этот разговор вот здесь. В присутствии мёртвого тела. Что за извращение…» В голове у эльдорадца в этот момент постоянно вертелся подобный вопрос, однако, времени на размышления не было. Сноу пристально всматривался в глаза собеседника, ожидая ответа в кратчайшие сроки.
— Разумеется, не буду, господин президент! — не колеблясь ответил Альварес. — Просто я не могу назвать людей Ордена нашими…
— Вы хотите сказать, Порфирий, что его величество может не знать всего, что происходит в его королевстве?
— Возможно, господин президент, Вам это покажется странным, но далеко не всё в этом мире повинуется власти смертного человека. Орден существует в нашей стране едва ли не дольше, чем существует династия.
— Так значит, это Орден поддерживает наших бунтовщиков, действуя без королевского ведома.
— Воистину, Вы правы! — поклонился Альварес. — И я готов принести за это извинения Вам от имени его величества.
— Вам кажется, виконт, что извинений может быть достаточно? — за улыбкой, с которой произнёс панемский лидер эти слова, от дона Порфирио не скрылась вспышка гнева, и он поторопился продолжить свою речь.
— Ни в коем случае, не кажется, Ваше превосходительство! Я был готов к этому вопросу и хотел бы изложить Вам суть предложений моего короля, озабоченного выходом из сложившейся ситуации…
«Пора окоротить Орден! Долго ещё длиннополые будут учить нас жить! Они ни во что не ставят наши привычки! Они скоро залезут к нам в нашу постель и в нашу тарелку! Они навязывают свою волю всем. Сегодня они поносят министров, а завтра призовут к бунту, когда решат, что король решит править поперёк их желаниям…» Подобные речи Альварес частенько слышал не только в салоне донны Мануэлы из Санта-Клары. Он знал, что их произносят на заседаниях малого королевского совета прямо в глаза Филиппу XXII. И его покровитель и друг, герцог Эктор де ла Ривьера, не раз и не два намекал на то, что монарх выслушивает подобные речи весьма благосклонно.
— Я весь внимание, дорогой виконт… — ещё раз милостиво улыбнулся Сноу.
— Если у малого совета, господин президент, будут неопровержимые доказательства договорённостей повстанцев с должностными лицами Ордена, из которых можно будет сделать вывод о заговоре святых отцов против его Величества, это было бы причиной для решительных мер.
— Орден будет разгромлен? — президент резко посмотрел в глаза Альваресу и, прочитав в его взгляде положительный ответ, продолжил, — но мне этого мало. Мне нужна помощь королевской гвардии.
— Надеюсь, Вы понимаете, Ваше превосходительство, что это выходит за рамки того, что я мог бы обещать…
— Понимаю, сеньер Альварес, но я также хотел бы понять, при соблюдении каких условий, Капитолий мог бы питать надежду, близкую к уверенности…
— Пожалуй, господин президент, у меня есть идея на этот счёт… — немного замялся дон Порфирио.
— Прошу Вас, Порфирий, продолжайте!
«Надо же. Он вышел из себя… Никогда не думал, что седой лис способен вот так взвизгивать, как молодая и неопытная собачонка, » — думал про себя эльдорадец.
— Я думаю, — говорил он неторопливо, — что если Вы пришлёте его величеству железную клетку, в которой вместе с неверным святым отцом будет сидеть Кэтнисс Эвердин, Вы получите гвардию…
========== 26. “Новый мир начинается с Жатвы” ==========
— Как подопечная, Фрей? — вопрос оберландрата Торвальдссона, остановившего Твилл в самом начале её спуска от столовой фрельсе к оранжерее, звучал как-то необычно стушеванно, потеряв привычные лукавые нотки.
— Коринна всё ещё не пришла в себя, Вольфи… Не понимаю зачем…
— Наверное, будь я на месте Хольгара, я не стал бы так поступать, — Улоф торопливо оборвал реплику Твилл, — но, пусть не даст мне соврать Локи, внучке Сноу едва ли пришлось хуже, чем её ровесникам… да… чем твоей подруге Целли, когда её выбра…
— А ещё, она совершенно разбита. Она же не знает, что с ней теперь будет! — воскликнула женщина, не дав советнику закончить фразу.
Если бы ещё полгода тому назад учительнице из Дистрикта Восемь кто-нибудь из её подруг и даже сама Корнелия сказали, что она будет так яростно заступаться за родную кровь хозяина Капитолия, она забыла бы все нормы приличия и употребила бы самые непристойные ругательства из заплёванных подворотен Уивер-Сити. Ведь заплаканные глаза Коринны и её увитая короной из светло-русых волос голова, однажды уткнувшаяся Твилл в грудь, ведь немой вопрос в сотрясаемом рыданиями хрупком теле девушки, ещё не распростившейся с детством — все это было потом, и никто бы не смог такого предвидеть… Президентская внучка, похоже, так и не поняла, что приставленная к ней валльхалльская гувернантка была родом из Панема, и, удивлённая изысканным языком и мягкими манерами своей наставницы из варварской страны, совершенно привязалась к ней, доверяя многие свои маленькие секреты, включая и то, что она носила во внутреннем кармане своего жакета маленькую брошку с сойкой-пересмешницей, и то, что она до сих пор засыпает в обнимку с плюшевым поросёнком, взятым с собой из президентского дворца…