— Можешь не переживать, Фрей… Юной Сноу будет лучше расставаться здесь… Ты смеёшься! — удивлённо тряхнул Улоф заплетённой в две косички рыжей бородой.
Наверное, Твилл стоило бы привыкнуть к неожиданным и забавным оговоркам Торвальдссона, но она всё равно каждый раз, когда оставалась с ним наедине, слегка демонстративно реагировала на них взрывами заливистого хохота. Не смогла она сдержаться и на этот раз.
— Оставаться, Вольфи, … ты хотел сказать, «оставаться»… — бывшая учительница улыбнулась ему уголками губ, стрельнув в него озорным взглядом тёмно-карих глаз, совсем обычных для её далёкой родины, но таких редких здесь, в Центральных Андах.
— Оставаться… — с лёгкой обидой в голосе пробормотал оберландрат, от всей души желавший овладеть невообразимо, как ему казалось, сложным языком Панема, но потерпевший перед лицом этой упрямой чужеземки очередное неловкое поражение… — Повстанники начинают штурмовать Орешек, и судьба Капитолия сыграна, — он явно волновался, и оттого его речь становилась всё менее и менее правильной. Казалось, вот-вот, и Улоф заговорит как штатгальтер, то есть, полностью пренебрегая нормами грамматики, что было бы столь неприятно для перфекционистки Твилл. Он, впрочем, знал об этом и изо всех сил старался избегать ошибок, продолжая путаться в словах. — Их вожатая Альма Коин желает провести Игры для детей столицы, и у Коринны…
— Скажи мне, ты это знаешь наверняка?
— Так говорил Сёрен, — коротко ответил советник.
Сёрен Свантессон, о котором в Хауптштадте открыто поговаривали, что он совершенно спелся с президентшей Дистрикта 13, ей категорически не нравился. Высокий, сухопарый, коротко стриженный и гладко выбритый, с пронзительным взглядом глубоко сидящих серых глаз, он поразительно напоминал ей Аниция Паркера — бригадира миротворцев из её родного дистрикта. Если бы она узнала, что в своём шкафу он хранит блестящий белый мундир и периодически его примеряет, её бы это совсем не удивило. Потому все его слова об устоях древнего Валльхалла, славных традициях и бесплатных доблестях предков она воспринимала как дымовую завесу. Своим довольно-таки проницательным учительским взором она распознавала в нем, как и в её покойной «менторше» Труде, отъявленного панемофила, в отличие от насмешливого и в меру циничного Улофа. Иногда она спрашивала себя, почему только вслед за «Фиделией» он не перевёл своё имя и не требовал звать себя «Серениусом Суоном»? Но, как ни относись к нему, признавалась себе Твилл, его информация заслуживала самого серьёзного подхода.
— Игры для детей Капитолия? Разве это не безумие, Вольфи? — вскинулась Твилл. — Это же банальная месть!
— А ты бы спросила у твоей подруги Цецелии, что она думает о мести?
— Цецелия? А причём тут Цецелия?
— А при том, что после того, как Арена была уничтожена выстрелом Кэтнисс, Сноу приказал убить её детей… Всех троих… И где она хотела бы увидеть после этого его внучку! — раздражённо бросил бывшей учительнице оберландрат.
— Она знает?
— Да… Нам пришлось ей сказать…
Твилл вздохнула и ничего не ответила, переминаясь с ноги на ногу на полу из тёсанного камня. Женщина прекрасно понимала, как отреагировала её подруга на страшное известие. Словно какая-то волна захватила её, пронизала насквозь, сжала внутренности и вырывалась из глаз предательскими слезами, которые она никак не могла сдержать. И к этим слезам жалости о детях Цецелии и о бесполезности жертвы Труде, вытащившей ценой своей жизни злосчастную победительницу с Арены, примешивались слёзы тревоги о будущем Коринны Сноу, к которой уроженка Дистрикта 8 успела прикипеть всем сердцем, полюбила ее, несмотря ни на что, и боялась потерять из-за каких-то там политических резонов, вставших между двумя странами.
— Итак, Фрей, давай вернёмся к подопечной, — очень, надо сказать, вовремя продолжил Торвальдсон, — я буду ждать вас обеих на улётной площадке Хауптштадта ровно через час. Этот урок предназначен всем нам.
Оговорка была совершенно в духе Улофа. Но на этот раз Фрейдис-Твилл не смеялась, задумавшись о том, что готовит им обеим советник по прозвищу Извилистый Мозг…
***
Небольшой цеппелин «Весталка», тот самый, на котором совершил свою авантюру капитан «Летучего голландца» Вальмунд Расмуссен, неспешно парил над просторами Анд, на этот раз движимый силой установленных на нём электрических винтов. Утомлять своих пассажиров, заставив вращать механизм ножными педалями, как это некогда делал Искатель, еще не ставший личным пилотом штатгальтера, Улоф определённо не хотел, то и дело отвлекаясь от контроля за автопилотом и оглядываясь через салонное зеркало на покрасневшее от слёз лицо сидящей на заднем сиденье Коринны Сноу.
Наконец, установленный на причудливой снежной вершине маячок сигнализировал об их приближении к цели — просторному плато, затерянному посреди горных цепей и пиков. Казалось бы, плато было совсем заурядным, не хранящим о себе никаких сказочных тайн. Вот разве что в середине его рядом с геометрически правильным овалом горного озера, казавшимся отсюда сверху глазом матери Земли, уставившимся в низкое небо, широкая изумрудная поляна, с причудливо расставленными на ней каменными глыбами.
— Вы хотите показать нам Плато Возрождения, советник? — Твилл никогда не позволяла себе фамильярного тыканья Улофу в присутствии Коринны, являя себя образцом обходительности, несмотря на то, что с этим более остальных похожим на диких предков оберландратом она чувствовала какую-то едва уловимую общность.
Работающий со штурвалом Торвальдссон молчаливо кивнул и щёлкнул переключателем, заставивший носовой и кормовой квадрокоптеры покинуть свои штатные гнёзда и завести причальные фалы на две автоматически вышедшие на поверхность плато мачты. Швартовка заняла меньше минуты, и вот уже кабина летательного аппарата подобно застеклённому лифту стала плавно спускаться с десятиметровой высоты в направлении земной поверхности.
— Опять история… — вздохнула Коринна, однако, Твилл с удовольствием для себя отметила, что недолгий полёт пошёл девушке на пользу. Где-то через полчаса после отправления из Хауптштадта она уже с интересом рассматривала хитросплетения заснеженных перевалов через прозрачный пластик кабины, и в ее каре-зеленых глазах стал мелькать, казалось, навсегда забытый блеск. Да и во вздохе ее совсем не слышалось обреченности.
— На этот раз, мисс Сноу, никакой истории, — ухмыльнулся Улоф, рывком открывая пластиковый верх коснувшейся земли гондолы, — Прошу вас, госпожи! Мы будем говорить не об истории… Мы поговорим о нравах!
— О нравах? — пренебрежительно бросила Твилл. — Это еще скучнее… И разве ради такого разговора стоило лететь на Плато Возрождения?! С таким же успехом можно было бы встретиться в раздевалке нашей центральной бани!
Торвальдсон тем временем вновь предпочел пропустить ход, приглашая Коринну и ее наставницу следовать за ним к высокой белой скале, торчащей посередине поляны.
— «Плато Возрождения»… «Возрождения»… — задумчиво говорил Улоф, — как бы вы называли возрождение на вашем языке, мои госпожи?
— Что-то типа ренативитас! — внучка президента поспешила опередить свою гувернантку, произнеся нечто несуразное.
— Что-то типа того, Коринна, — благодушно согласился Торвальдссон, — так что это плато вовсе не имени Возрождения. Это плато имени той женщины, что зарыта под этим камнем. — оберландрат пристально взглянул в расширившиеся от ужаса глаза юной Сноу, перевел свои глаза на озадаченную Твилл и продолжил, — Ту, что давным-давно умерла, звали Рената, но, о времена — о нравы, сейчас уже мало кто помнит о том, что плато было названо в ее память. Они говорят «Возрождение», и им того достаточно…
— А другие камни? — догадка, о которой у Твилл зашевелились на затылке ее успевшие отрасти за время проведенное вдали от дома волосы и как-будто сами стали собираться в пучок, пронзила бывшую учительницу…
— Вы правы, Фрейдис! — советник слегка наклонил голову в знак почтения, — мы в городе мертвых. И вы, конечно, можете подсчитать количество камней…