Любопытен эпизод в мемуарах знаменитого Казановы, который побывал в Петербурге и был представлен Екатерине II в Летнем саду. Он насмешливо описывает «толпу статуй», уверяя, что под бюстом бородатого старца была табличка с надписью «Сафо», а табличка под изображением старой женщины гласила: «Авиценна». На вопрос императрицы, как ему нравятся скульптуры, он якобы ответил: «Что касается надписей, то они помещены для обмана невежд и для увеселения тех, кто кое-что смыслит в истории». Однако свидетельство Казановы о комической путанице с надписями трудно счесть достоверным.
Во времена Петра I в Летнем саду находился подлинный шедевр — античная скульптура Венеры, позже названная Венерой Таврической (ныне находится в коллекции Эрмитажа). С ее появлением на берегах Невы связана замечательная история. Она была куплена Юрием Коло-гривовым, который в Риме начальствовал над русскими «архитектурными учениками», постигавшими искусство архитектуры. Кологривов купил статую у нашедшего ее крестьянина и отдал на реставрацию скульптуру Легри. В 1719 году он с гордостью сообщал царю: «...Купил статую мраморовую Венуса старинную, и найдена с месяц. Как могу хоронюся от известного охотника; и скульптор, которому вверил починить ее, не разнит ее ничем проти-ву Флорентийской славной (Венеры Медичи. — Е. И.), но еще лучше тем, что эта целая, а Флорентийская изломана во многих местах».
Однако существовал запрет папы на вывоз античных памятников из Рима, и, узнав о ценной находке, ее отобрали для папского двора. Кологривов с горя заболел и писал Петру: «...Пусть лучше я умру, чем моими трудами им владеть». На помощь ему был прислан дипломат С. Рагу-зинский. После безуспешных переговоров с папским двором он нашел остроумный выход: в обмен на языческую Венеру папе были предложены мощи святой Бригитты, которые находились в захваченном русскими войсками Ревеле (ныне Таллинн).
На такой обмен глава католической церкви не мог не согласиться, хотя, возможно, и с неохотой. Языческую Венус со всевозможными предосторожностями доставили в Петербург; в 1720 году она уже украшала галерею в Летнем саду. На постаменте статуи была медная пластинка с надписью: «Императору Петру I в угодность подарил папа Климент XI». В галерее Венеру постоянно охранял часовой. Часовые не напрасно несли стражу возле языческой богини: большинству горожан, современников Петра, она представлялась апокалиптической «блудницей вавилонской», «белой дьволицей», вызывала гнев и ужас. Статуи Летнего сада много раз страдали от «блюстителей нравственности»; последний известный мне случай вандализма был в конце 1970-х годов.
Итак, ценой великих затрат и усилий к двадцатым годам XVIII века «парадиз в парадизе» был создан. Петр сделал его центром придворной жизни столицы. В Летнем дворце и саду в теплое время года проходили торжественные ассамблеи, праздники, приемы иностранных посольств. Как правило, они заканчивались фейерверками, которые устраивали на Потешном поле или на специальных судах на Неве у Летнего сада. Почетные гости любовались ими с Венериной галереи. Вот как описывал один из праздников 1720 года участник польского посольства: «После И начался фейерверк — сначала на воде, где на речном судне поставили транспарант с такой русской надписью: „Хотя по мне отовсюду бьют, все же воз-вышаюсь“... Потом пускали ракеты: одни выстреливали в воздухе, из других вылетали звезды, а третьи, упав в воду, загорались с сильным треском и грохотом. Эти огни продолжались аж до часа ночи».
Как правило, фейерверки представляли политические аллегории: то русский орел побеждал шведского льва, то в карикатурном виде изображались враги России, а рука Всевышнего простирала над ними карающий меч. Горожан, непривычных к потешным огням, пугали фейерверки, пылающие в небе и на воде.
«Все смотрели на фейерверк в оцепенении ужаса. Когда же появилось в клубах дыма, освещенное разноцветными бенгальскими огнями, плывущее по Неве от Петропавловской крепости к Летнему саду морское чудище с чешуйчатыми колючими плавниками и крыльями — им почудилось, что это и есть предреченный в Откровении зверь, выходящий из бездны» (Д. С. Мережковский).
Стоит подробнее рассказать о том, как проходили в царствование Петра I ассамблеи в Летнем саду. Камер-юнкер Ф. В. Берхгольц описал в дневнике один из таких праздников, происходивший 25 июня 1721 года. День начался с торжественного молебна и парада на Потешном поле, сопровождаемого ружейной стрельбой и залпами пушек Петропавловской крепости. «После троекратной стрельбы царь удалился, пригласив наших кавалеров собраться после обеда в 5 часов в Летнем саду... Войдя в сад и осмотрев его немного... мы сперва отправились туда, где думали найти царский двор, который очень желали видеть, и пришли, наконец, в среднюю широкую аллею. Там у прекрасного фонтана сидела Ее Величество царица в богатейшем наряде... Взоры наши тотчас обратились на старшую принцессу Анну6, брюнетку, прекрасную, как ангел... Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом. По левую сторону царицы стояла другая принцесса (Елизавета. — Е. И.), белокурая и очень нежная. Она годами двумя моложе и меньше ростом, но гораздо живее и полнее старшей, которая немного худа... Я насчитал до 30 хорошеньких дам, из которых многие мало уступали нашим дамам в приветливости, хороших манерах и красоте. Признаюсь, я вовсе не ожидал, что здешний двор так великолепен...
Вскоре после нашего прихода в сад Его Величество оставил гвардейцев и пошел к Ее Величеству, которая осыпала его ласками. Побыв возле нее немного, он подошел к вельможам, сидевшим за столами вокруг прекрасного фонтана, а государыня пошла со своими дамами гулять по саду.
Так как здешнее духовенство обыкновенно также принимает участие во всех празднествах, то оно и в этот день собралось в большом числе и для своего удовольствия выбрало самое живое и приятное место — именно дубовую рощицу, прямо напротив окон царского Летнего дворца. Я нарочно оставался там несколько времени, чтобы отчасти полюбоваться на многие и чрезвычайно прямые деревья, отчасти посмотреть хорошенько на духовенство, сидевшее за круглым столом со многими кушаньями. Духовные лица носят здесь одежду всех цветов, но знатнейшие из них имеют обыкновенно черную, в виде длинного кафтана, и на голове длинные монашеские покрывала, закрывающие плечи и спину. Многие своими бородами и почтенным видом внушают к себе какое-то особенное уважение...
Наконец, я очутился опять на том месте, где остался царь, и нашел его сидящим за столом, за которым он поместился с самого начала. Постояв здесь с минуту, я услышал спор между монархом и его шутом Ла Костою, который обыкновенно оживляет общество... В это время проходила царица с принцессами, и я последовал за дамами... Вскоре появились дурные предвестники, вселившие во всех страх и трепет, а именно — человек шесть гвардейских гренадеров, которые несли на носилках большие бочки с самым простым хлебным вином; запах его был так силен, что оставался еще, когда гренадеры уже отошли шагов на сто и поворотили в другую аллею. Заметив, что вдруг очень многие стали ускользать, как будто завидели самого дьявола, я спросил одного из моих приятелей, что сделалось с этими людьми и отчего они так поспешно уходят. Но тот указал на прошедших гренадеров, и тогда я понял, в чем дело, и поскорее отошел с ним прочь. Мы очень хорошо сделали, потому что вслед за тем встретили многих господ, которые сильно жаловались на свое горе и никак не могли освободиться от неприятного вкуса во рту. Меня предуведомили, что здесь много шпионов, которые должны узнавать, все ли отведали из горькой чаши; поэтому я больше никому не доверял и притворился страдающим еще больше других... Даже самые нежные дамы не изъяты из этой обязанности, потому что сама царица берет немного вина и пьет... За ушатом с вином всюду следуют майоры гвардии, чтобы просить пить тех, которые не трогаются просьбами простых гренадеров. Из ковша величиною в стакан (не для всех одинаково наполняемого), который подносит один из рядовых, нужно выпить за здоровье царя, или, как они говорят, их полковника...
6
Герцог Голштейн-Готторпский, в чьей свите был Берхгольц, женился на Анне Петровне в 1725 г. Их сын — русский император Петр III, «голштинец», как называли его противники.