Вообще некоторые периоды истории России поражают, на первый взгляд, отсутствием волевого (за исключением крестьянских восстаний) народного сопротивления тирании. Но еще поразительнее другое свойство: способность народа выжить, выстоять в самые тяжелые времена, каких было немало в истории Отечества, — и не просто физически выжить, а сохранить человечность, доброту, возможность духовного возрождения.
Петербургу суждено было жить, и в нем исподволь складывался собственный бытовой уклад, появлялись новые общины. Среди первых горожан оказались переселенцы из северных областей России, которым отводилось по царскому указу место в окрестностях бывшей шведской крепости Ниеншанц. Среди них преобладали плотники, приписанные к Адмиралтейству. Они и составили население Большой и Малой Охты.
По специальному петровскому указу охтинцы считались вольными поселенцами и наделялись землей. На своей городской окраине они быстро обзавелись хозяйством, стали заниматься огородничеством и, пережив первые трудные десятилетия, образовали крепкую, сплоченную общину. Это были сильные, красивые, рослые люди, мастера на все руки.
К концу XVIII века среди охтинцев насчитывалось немало людей зажиточных: отсюда в центр города поставляли молочные продукты. В романе Пушкина «Евгений Онегин», в картине утренней жизни столицы появляется характерная фигура жительницы Охты, разносящей молоко: «С кувшином охтинка спешит».
Эта община жила замкнуто и подчинялась строго установленным правилам. Поэтому охтинцы следили за тем, чтобы девушки из слободы не выходили замуж на сторону. А красивые, стройные охтинки привлекали внимание. И горе было купцу или мещанину, который всерьез начинал ухаживание, появляясь на улочках Охты. Местная молодежь колотила незадачливого воздыхателя, чтобы он поискал себе подругу в других местах.
Не только Охта, но и другие части столицы со временем приобрели собственный колорит, характерные черты.
В 1710-е годы в столице началось мощение улиц. В окрестностях города почти не было пригодного камня, поэтому в 1714 году Петр издал указ о том, чтобы его доставляли все прибывающие в Петербург суда, обозы и даже пешеходы. Мощение начали с центральных улиц; занимались этим пленные шведы под началом немецких каменщиков. А на остальных улицах и в переулках каждый домовладелец должен был за свой счет замостить булыжником участок перед своим домом до середины проезжей части и выстлать плитами пешеходную дорожку во всю длину дома. Вообще по указам Петра I у жителей столицы было множество обязанностей. Вплоть до того, что хозяевам домов на набережной Невы предписывалось своими силами извлекать из воды затонувшие возле их домов суда!
Каждую улицу закрывали на ночь шлагбаумами, и ее обитатели поочередно несли ночную караульную службу. В эти часы по городу разрешалось ходить лишь знатным людям, командам солдат, врачам и священникам. Они, в свою очередь, могли появляться на улице только с факелами. Караульная служба была необходима, так как в городе промышляло много разбойников. Пойманного разбойника немедленно казнили; на Троицкой площади стояли столбы с железными прутьями, на которые насаживали головые казненных; здесь же лежали их четвертованные тела. Однако грабежи не прекращались, и немудрено — ведь город был местом отбывания каторжных работ!
В 1723 году на центральных улицах Петербурга появились фонари: стеклянные шары с горелками, установленные на столбах. Каждое утро с августа по апрель фонарщики обходили улицы, чистили и заправляли фонари конопляным маслом. На перекрестках центральных улиц стояли «бутошники» — полицейские, вооруженные дубинками. Полицию в Петербурге учредили в 1718 году, и первый генерал-полицеймейстер А. М. Девьер (бывший денщик Петра) получил инструкцию, составленную самим царем. В обязанности полиции входил надзор за правильностью построек и чистотой города, тушение пожаров и обеспечение безопасности горожан, санитарная инспекция и наблюдение за опрятностью одежды горожан — и даже принуждение их к лечению.
Петр открывал госпитали и больницы, приглашал европейских врачей и даже врачевал сам (особенно любил удалять зубы, так что иногда придворные, желая угодить царю, обращались к нему с этой просьбой, жертвуя для карьеры зубами). Русские, до этих пор предпочитавшие средства народной медицины, с большим подозрением относились к медицине европейской. Поэтому Петр I издал указ, по которому лечение сделалось в Петербурге обязательным для всех под страхом жестокого наказания. Каждый хозяин дома, в котором кто-либо заболевал, обязан был немедленно известить об этом полицию, а та присылала врача.
Среди гуманных нововведений Петра Великого упомянем учреждение домов для престарелых и детских приютов. Первый дом для престарелых женщин открыла в Петербурге сестра царя Наталья Алексеевна. После смерти Натальи Алексеевны ее дом стал первым в России детским приютом. Здесь воспитывались сироты, незаконнорожденные подкидыши. К дому пристроили чулан, куда каждый мог принести новорожденного, не объявляя имен родителей. Иногда крепостные подбрасывали сюда младенцев, ибо ребенок, воспитанный государством, являлся свободным человеком. В человеколюбивом указе Петра об учреждении приютов есть и комический момент: незаконнорожденных, воспитывавшихся в них, велено было записывать в художники.
В неустоявшейся жизни города, в котором воплощались идеи царя, часто соседствовало драматическое и комическое. Например, Петр страстно любил мореходство, а посему его подданные, жители столицы, должны были разделять это пристрастие. В первую очередь показать пример надлежало царской семье. К сожалению, среди ее членов преобладали женщины: вдовы братьев Петра с дочерьми, сестра Наталья. Этим дамам и предстояло показать героический пример мореплавания. По воскресеньям царь вывозил свое семейство кататься. Дородные русские боярыни, не столь давно покинувшие терема, в которых, по старому обычаю, женщины проводили большую часть времени, сменили тяжелые сарафаны на декольтированные голландские платья и исполняли желание энергичного родственника. Но Петр видел, как мало удовольствия доставляло им это развлечение, и это сердило его.
«Петр во всех взорах читал тот древний страх воды, с которым тщетно боролся всю жизнь: жди горя с моря, беды от воды, где вода, там и беда, и царь воды не уймет» (Д. С. Мережковский. «Петр и Алексей»). И лишь жена царя, Екатерина, охотно делила с ним этот досуг. Следом за родственниками и придворными плавать велено было всем жителям Петербурга. Передвижение по городу представляло большие трудности, а в окрестностях вообще не было хороших дорог, и сбившийся с тропинки путник попадал в болотную топь. Да и в самом Петербурге, при его неравномерной застройке, по многим улицам из-за грязи трудно было проехать на лошади. В 1717 году вышел царский указ: дабы сократить расходы на лошадей и уподобить Петербург Венеции, следовало бесплатно раздать знатным людям и государственным служащим шлюпки для езды по воде. Шлюпки раздали, а для их починки возле Летнего сада построили верфь под начальством капитана Потемкина. Но поскольку горожане не проявляли особого рвения немедленно уподобиться венецианцам, то «велено всем жителям выезжать на Неву на экзерцицию4 по воскресеньям и праздникам: в мае — по 3 У2 часа, в июне — по 4, в июле — по 3 У2, в августе — по 3, в сентябре — по 2 У2, в октябре — по 2. Смотри тиранский о том закон. Петр называл это невским флотом, а Потемкина — невским адмиралом», — писал А. С. Пушкин в «Истории Петра». Эти экзерциции петербуржцев продолжались вплоть до смерти Петра I.
Такие же тиранические формы приняла борьба царя за изменение внешнего вида его подданных. Еще в Москве, вернувшись из-за границы, он приказал москвичам сбрить бороды. Борода в России издревле считалась символом достоинства мужчины, и лишиться ее означало подвергнуться глубокому унижению. Из-за тиранического требования царя вспыхнул не один бунт, разыгралась не одна трагедия. Столкнувшись с сопротивлением, царь решил применить экономические меры, установив новую статью государственного дохода — налог за право носить бороду. И многие, особенно купцы, приверженцы старины, предпочли платить большие деньги, но сохранить бороды. Был выбит специальный жетон, который бородач, уплативший налог, носил на шее во избежание недоразумения.