Ривьер, мой кум и старый приятель по охоте, ещё до революции покинул Геленджик и переселился куда-то на север России. Аптекарь Хмелевский, когда-то участник нашей ребячьей футбольной команды, погиб на фронте в Великую войну. Из всех старых знакомых налицо был только один из семьи Попковых, превратившийся теперь из гимназиста в молодого врача. Изредка как метеор появлялся на Мысу Виктор Матвеев, успевший побывать за эти годы и контрабандистом, и пожарным, а теперь щеголявший в новенькой форме прапорщика. Годы войны и революции почти не оставили на нём следа, он был всё тот же высокий и худой загорелый парень, чем-то неуловимо напоминавший мне брата Николая.
Старики мои жили совсем плохо и едва перебивались. Запущенные виноградники, дававшие в хорошие годы до 1000 вёдер вина, в 1918 едва натянули 80 вёдер какой-то никуда не годной кислятины.
Жить с молодой женой в нашем, гудящем, как колокол, от норд-оста, железобетонном доме с чугунными рамами было на редкость неуютно и уныло, угнетало полное отсутствие обстановки и хотя бы самой необходимой мебели. В особенности было скверно ночью, когда вся каменная громада дома гудела гулкой и беспрерывной металлической нотой. Никакие одеяла не помогали, осенний норд-ост проникал всюду своим ледяным дыханием. Женя, как всякая молодая женщина при первой беременности, нервничала, капризничала и пикировалась с Марией Васильевной, что также не способствовало житейскому уюту.
Кончилось тем, что мы переехали из отцовского дома на дачу к Константинову, которая была деревянной и гораздо лучше обставленной, ибо в ней хозяева жили каждое лето и она сохранила обстановку мирного времени, в отличие от нашего дома, в котором с самой его постройки никто и никогда не жил оседлой жизнью.
Было неудобно перед стариками и немного жалко отца, который был задет этим переездом, но выбора не было. Мы с женой поселились в верхнем этаже дома, где Константинов с дочерью занимали нижний этаж.
Кутепов запоздал из-за начавшегося норд-оста, и дни тянулись длинно и томительно. Норд-ост есть истинное проклятье севера Черноморья, где он достигает невероятной силы. Кроме своей мощности и сухости, доходящей до того, что он палит, коверкает и уничтожает всю растительность, он характерен своей длительностью, так как дует по три, по шести, а иногда и по девяти дней без перерыва. От этого ветра нет нигде спасения, он проникает буквально повсюду. Качаются и трещат деревья, скрипят окна и двери, звенят и дребезжат стёкла, стон стоит в лесу и горах, хаос происходит в бухте, из которой мелкие брызги солёной воды несутся по воздуху через весь мыс, губя фруктовые завязи.
Нервный человек от черноморского норд-оста рискует сойти с ума, пустить себе пулю в лоб. Сон бежит от вас, и вы прислушиваетесь невольно всю ночь напролёт к гулу и вою бури за стенами дома.
Зимой этот ветер приобретает такую стужу, что никакой мороз не сравнится с ним в лютости, летом он жаркий и пышет, словно из раскалённой печи. На открытых местах, не защищённых естественными преградами, этого ветра не выдерживает никакая культура, кроме винограда, поэтому в окрестностях Новороссийска и Геленджика вся растительность малорослая и кривая, с наклоном в одну сторону. Зато, и в этом надо отдать ему полную справедливость, норд-ост там, где он дует, делает климат на редкость здоровым из-за необыкновенно чистого воздуха. После периода ветра наступает тишина, когда нет ни комара, ни мошки, все вредные испарения и микробы унесены далеко через море. Именно после норд-оста в этих местах бывают необыкновенные по красоте дни и ночи.
Объясняется научно эта метеорологическая аномалия Черноморья тем, что где-то в складках гор у границ Кубани ветер проходит через какое-то ущелье, образующее естественную трубу, из которой, спускаясь к морю, ветер приобретает невероятную силу.
Несомненным предвестником норд-оста является длинная и толстая гряда облаков, появляющаяся на вершинах гор. Гряда эта начинает спускаться с вершин, а за ней неизменно следует и ветер. В Новороссийске зимой, где норд-ост особенно силён, не только пешеходы, но и экипажи и даже вагоны рискуют быть снесены в море с набережной. Пароходам, уже не говоря о более мелких судах, грозит немалая опасность от ветра; если они стоят в бухте, то рискуют быть выброшены на берег, и часто, стоя на двух якорных цепях, пароход принуждён идти полным ходом против ветра, оставаясь, тем не менее, на одном месте.
В открытом море палуба и оснастка судов быстро покрываются при этом ветре льдом от водяных брызг, и под его тяжестью небольшие суда рискуют перевернуться и потонуть. Поэтому, чтобы избавиться от норд-оста, единственное верное средство для всех судов ― это отойти подальше от берега, где в открытом море его не существует.
Отец, будучи военным инженером, строил свой дом в Евгеньевке, как крепость, с расчётом на его несокрушимость, но не принял во внимание местного условия в лице этого проклятого ветра. Дом способен простоять и, вероятно, простоит сотни лет, однако, его железобетонная гулкость куда как мало привлекательна для жизни в нём.
В день приезда в Геленджик генерала Кутепова я стал на левый фланг представлявшихся военному губернатору чинов. Дойдя до меня, Кутепов высоко поднял брови и спросил:
― Что вы тут делаете?
― В командировке для ликвидации большевизма, ваше превосходительство.
― А... так это вы здесь дров наломали? В таком случае имею с вами разговор.
После представления генерал ушёл в кабинет Чистякова, где принял от него подробный доклад, в том числе и о нашем деле. Не прошло и десяти минут, как туда же пригласили меня и Константинова. Чистяков уже поставил Кутепова в курс событий, так как генерал не стал нас расспрашивать о подробностях, а прямо объявил свою резолюцию.
― Не в том дело, господа, что вы выпустили в расход десяток прохвостов, они этого, конечно, заслуживали, однако этого рода вещи, хотя бы и во время гражданской войны, надо делать легально и гласно, чтобы не возбуждать нежелательных толков и не создавать фальшивых мучеников в глазах обывателя... У нашей либеральной интеллигенции, которая руководит общественным мнением, уж так психология устроена ― против большевистских расстрелов не смеют и пикнуть, а нам каждое лыко ставят в строку!.. Во всяком случае, ваши карательные действия прекратите немедленно, а вы, ротмистр Марков, сейчас же отправляйтесь к месту вашей службы и… смотрите, как бы я вас самого не приказал расстрелять!
Кто из нас четырёх в этот момент мог предполагать, что сам Кутепов, требовавший от нас законности и гласности в деле борьбы с большевиками, через двенадцать лет сам будет ими убит подло, из-за угла, в глубокой тайне, которая вряд ли когда-нибудь будет открыта.
Не успел я вернуться в Новороссийск и приступить к исполнению своих многочисленных обязанностей, как однажды утром ко мне явился пожилой полковник генерального штаба Стратанович с просьбой помочь ему в организации местного отдела контрразведки, начальником которого он только что был назначен. Ко мне, по его словам, он был направлен штабом военного губернатора, как к человеку не только местному, но и уже занимавшемуся очисткой окрестностей от большевиков. Подумав, я назвал полковнику несколько лиц из жителей Новороссийска и Геленджика, которые, по моему мнению, могли быть ему: полезны, в том числе и юнкера Андрюшу Ольдерроге. Полковника это не удовлетворило, так как, записав фамилии и адреса, он после небольшой паузы спросил:
― А сами вы, ротмистр, не согласились бы принять личное участие в этом деле?
― Нет, господин полковник... благодарю вас за доверие, но я решительно отказываюсь, этого рода служба... мне не нравится…