3. Убедить царя не отказывать в одобрении благоприятных отзывов князя Меншикова и согласно с тем приказать своим министрам при иностранных дворах давать знать, что он не будет противиться восстановлению (дома готторпского). Это главная цель посольства; но если чрезвычайный посланник найдет возможным достигнуть её путем более легким, предлагая стараться о мире, или посредством переговоров о наследовании шведского престола и браке в том смысле как уже прежде было о том предложено, то ему предоставляется право договариваться относительно всех этих пунктов, и всё будет одобрено и утверждено, лишь бы только вышеозначенные отзывы и всё сопряженное с ними служили основанием и имели желаемое действие.
Негелейн был еще в Петербурге, и уехал оттуда только спустя несколько месяцев. Он имел то счастливое чувство, враждебное интриге, ту совесть одним словом которую Герц называл обыкновенно болезнью, излечиваемою только кровопусканием. Хитрый министр предпочел ему Криста, незнакомого с этою болезнью, назначив последнего секретарем посольства при Бассевиче. Этот человек догнал посланника через неделю после его отъезда из Берлина и вручил ему добавочную инструкцию, в которой было сказано:
1. Что если вопрос о браке молодого герцога с царевною, предложенном прежде Меншиковым Герцу, будет снова поднять, то следует объяснить, что со стороны интереса, который всегда служить основанием для браков царственных лиц, дело это уладится само собою.
2. Чтоб говорить о наследовании престола Карла XII не иначе, как о таком предмете, которого нельзя касаться с неприятелем шведов, не оскорбляя их.
Затрагивать вопрос, о котором мнение этого народа не одинаково, значило бы производить в нём пагубные раздоры, значило бы отчудить его от министерства голштинского. А кто же другой, кроме этого министерства, может привести его, по желанию союзников, к заключению мира властью Сената, в отсутствие и даже против воли короля? Такой причины достаточно, чтоб переговоры о наследовании престола отложить до другого времени.
3. Чтоб внушить что невозможно заключить скорый и прочный мир с Швециею без содействия Франции и морских держав, и что следовательно необходимо для конгресса выбрать место неотдаленное от них, Брауншвейгские конференции по этому могут послужить не более, как для устроения голштинских смут и назначения приличного места переговоров о замирении Севера.
4. Посланник должен стараться внушить прусскому министру, чтобы он показывал благородную и гордую твердость, как в померанском, так и в голштинском деле.
5. Надобно, чтобы он, не обнаруживая публично короткости и согласия с бароном Лоосом, министром короля Августа, сносился с ним обо всём, кроме брака герцога с дочерью царя; это дело должно быть рассматриваемо как глубочайшая тайна.
Бассевич горько жаловался на двусмысленность и несообразности этих инструкций. Царь человек прямой и проницательный, русские бесконечно подозрительны; в какое же положение ставили его? Герц старался успокоить его обещаниями, что ему будут доставлять пояснения по мере соображений. Шлиппенбах, которого он имел приказание дожидаться, соединился с ним в Данциге. Они были представлены царю в Риге, где этот государь осматривал верфи, и скоро последовали за ним в новую столицу его империи. Там они имели у него формальную аудиенцию.
Двор петербургский не имел еще никакого внешнего блеска. Иностранные министры посещали его без особенного удовольствия. Не было никакого желания сделать им приятное или оказать вежливость; доступ к царю был возможен только на кабинетных конференциях или во время разгульных, грубых увеселений. Последние представляли, впрочем, самый удобный случай говорить с государем откровенно о делах, и быть допущенным в число его собеседников считалось отличием. Бассевич не замедлил добиться этой чести, хотя царь и находил странным, что маленький готторпский двор также старается вмешиваться в дела больших держав. Однажды он сказал посланнику: «Ваш двор, руководимый обширными замыслами Герца, похож на ладью с мачтою военного корабля; малейший боковой ветер должен потопить ее».
Бассевич, чтобы добиться благоприятного решения, изобразил самыми ненавистными красками недобросовестность Дании после сдачи Стенбока, и напротив расписал самыми блестящими славу и выгоду, которые приобретет царь, если удостоит своей дружбы дом готторпский. Петр Алексеевич велел ему объяснить, на чём основывает этот дом свое желание вступить в союз с Россией, и потом составить записку для обсуждения этого дела в совете. Ему хотелось иметь в руках документ, полезный для его видов, и привязать к себе Данию, которой бы можно было показать, чем он ей жертвует.