Но вот всё готово к Каспийскому походу. Публикуется манифест с объяснением, что император желает только наказать невежественных ханов, позволивших себе оскорбить его, и хочет привести к повиновению непокорных подданных шаха Гуссейна, на защиту которого считает себя обязанным стать из великодушия. Такое же объяснение отправляют и в Константинополь; но там, несмотря на подозрения, возбужденные им в диване, мирное расположение великого визиря сдерживает военный пыл янычар. Поэтому царь, не рассчитывавший на такой счастливый оборот дел и ожидавший, что Порта вмешательством своим превратит войну эту в крайне ожесточенную, счел необходимым лично принять начальство над своими войсками. Он сделал все распоряжения, указывавшие на возможность долгого его отсутствия и повелел до своего возвращения Сенату и другим правительственным местам пребывать в Москве.
Так как в это время некоторые из сенаторов, подстрекаемые Кампредоном, представили ему, что герцог Голштинский, ненавистный для Швеции и Дании, может послужить этим двум державам предлогом к нападению на границы государства, с таким блеском оказывающего ему свое покровительство, то он поручил внушить этому принцу, что он избавил бы от всякого беспокойства его императорское величество, если бы удалился в свои владения и остался там до возвращения государя из Персии. Оскорбленный таким предложением, герцог поручил своему министру Бассевичу войти с надлежащими представлениями об отмене подобного требования. Министр обратился к содействию императрицы, которая неотступными просьбами добилась для герцога позволения остаться в Москве, с достаточным числом солдат-преображенцев, назначенных ему для караулов. Кроме того, он получил даже разрешение посещать императорских принцесс. «Ждите терпеливо нашего возвращения, — сказала императрица графу Бассевичу: — ничто не изменит моей материнской нежности к вашему государю и моего желания видеть дочь мою на престоле государства, подданною которого я родилась». Принцессы однако ж, вследствие секретного приказания, данного императором Меншикову, через месяц уехали в Петербург. Екатерина и в этом походе разделяла опасности и славу своего супруга. По пути он обозрел восточные области империи, до тех пор ему незнакомые. Казань, леса которой снабжали его верфи строевым лесом и которая в продолжение трех веков не видала царей, Астрахань, которая никогда не была посещаема ими, отпраздновали его приезд большими увеселениями. Есть достоверное описание этой Каспийской кампании в мемуарах, изданных в свет под именем Нестесураноя[74], и автор «Преображенной России»[75] приводит об ней также некоторые весьма замечательные подробности. Поход был очень труден по причине жаров, свойственных климату тех мест. Более 300 русских солдат умерло от солнечных ударов, так что император запретил, под страхом смерти, снимать на открытом воздухе шляпу для поклонов, с 5 часов утра до 5 часов вечера. После многих завоеваний, из которых всех значительнее был Дербент, монарх нашелся вынужденным остановить быстрые успехи своего оружия по причине бури, от которой при устье Волги и по берегам Дагестана погибли почти все суда, нагруженные припасами и шедшие из Астрахани. Он предпринял тогда обратный путь в этот город, куда приехал к концу сентября, поручив продолжение военных действий своим генералам. Астрахань, расстоянием от Москвы около 200 миль[76], стоит на реке Волге, которая в 12 милях ниже впадает в Каспийское море. Город этот ведет большую торговлю с индийцами, персиянами, армянами и татарами. Тамошняя почва производит превосходные плоды, но дурные вина, потому что содержат в себе много соли. На запад простирается бесплодная равнина до самого Черного моря на пространстве 80-ти миль. Она перерезана болотистыми местами и покрыта слоем чистой, прозрачной соли, толщиною в палец. Чем больше ее снимают, тем больше она выдается из земли, а жгучие солнечные лучи высушивают ее и очищают. Император пробыл в Астрахани более двух месяцев для разных распоряжений и для принятия многих депутаций от татар. Донесениями из Москвы его уведомили, что открытие сейма в Швеции назначено на 23-е января следующего года: поэтому он посоветовал герцогу Голштинскому послать туда графа Бассевича хлопотать о признании за первым титула королевского высочества и права престолонаследия, обещая с своей стороны всеми силами поддержать эту негоциацию чрез посланника своего в Стокгольме, графа Бестужева[77], и принять на себя все по ней расходы. Герцог повиновался; Сенат выплатил графу Бассевичу 10 000 руб. на путевые издержки, и данные ему инструкции были составлены по плану монарха, который тут и себя не забыл, потому что двумя первыми пунктами предписывалось стараться о признании за ним императорского титула и о заключении наступательного и оборонительного союза между Россией и Швецией. Из Астрахани герой прибыл в Царицын, где с грустью увидел брошенные работы, долженствовавшие соединить Волгу с Доном или Танаисом и исполнявшиеся последовательно полковником Брёкелем, инженером Перри и князем Матвеем Петровичем Гагариным, который довел уже их до того, что в 1707 г. сотни купеческих судов свободно могли ходить по каналам, соединявшим несколько промежуточных рек, которые снабжали их водою. Работы эти оставались без поддержки по небрежности или недобросовестности губернаторов областей, столь удаленных от надзора государя. Петр Великий имел в виду восстановить их и устроить соединение четырех морей, прилегающих к границам его владений, а именно: Черного, Каспийского, Белого и Балтийского. И вот каким образом: Дон впадает в Сиваш[78], соединяющийся проливом с Черным морем. Этой рекою нужно идти вверх до Ивановского озера (Ivanozés), где она берет начало; оттуда начинается дорога, проложенная до Волги, а Волгою суда могут или спуститься к Каспийскому морю, или подняться к Ладожскому каналу и продолжать путь по быстрому течению Невы в Балтийское море; наконец Двина, соединенная этим каналом посредством другого побочного канала, открывает путь к Белому морю, в которое она впадает. Ни один из этих каналов не был совершенно доведен до окончания, исключая канала, обессмертившего имя графа Миниха, которому император, обманутый прежними строителями, поручил его устройство и которым он был окончен в царствование Петра II. Если б можно было воспользоваться Ладожским озером, которое этот канал окаймляет не в дальнем расстоянии, то это значительно сократило бы работы; но коварное озеро поглощает слишком много судов. Искусство и опытность мореходов здесь совершенно бесполезны. Кроме почти постоянно бушующих волн, трудно измерить его глубину, которая в одном и том же месте показывает один день несколько брассов[79], а через несколько дней ни одного. Великий царь приписывал это необыкновенное явление плавучим песчаным мелям, отделяющимся со дна или от сильного напора волн, или от извержения какого нибудь маленького подземного вулкана.
74
Книга эта вышла в Гааге в 1725 году под заглавием:
75
Известное сочинение брауншвейгского резидента в России Вебера «Das veränderte Russland etc.» вышедшее в свет в первый раз в 1721 году.
76
Здесь разумеются большие немецкие мили, из которых каждая равняется 7-ми русским верстам.
77
Графа Михаила Петровича (1688–1760), который был старшим братом гр. Алексея Петровича, впоследствии славного канцлера. Это был первый по заключении мира наш посланник в Швеции; он получал жалованья 3300 рублей.
78
Или так называемое