На следующий день ее величеству было угодно иметь со мной большую беседу, во время которой она спрашивала о дурном поведении сэра Джерома Бауса, на что я отвечал весьма мало. Мне было доверено перевести письма, в которых я смягчил выражения, относившиеся к Баусу, причем м-ру Секретарю это не понравилось, он сказал мне, что королева будет недовольна, если узнает об этом, ведь ее величество приказала мне не бояться ничего. Когда я закончил перевод, м-р Секретарь прочел его королеве[268]. Ее величество захотела услышать наказ, данный для устной передачи, поскольку кроме того, что содержалось в письме царя, сообщалось еще и устное слово. Я сказал ее величеству, что наказ такой большой, что я боюсь утомить внимание ее величества, поскольку уже поздно.
„Тогда я назначу время для вашей следующей аудиенции“. Затем ее величество повернулась к лордам и сказала: „Я думаю, лорды, эти письма оказывают нам столь высокое уважение, какое мы едва ли получали от какого-либо государя, вновь коронованного, их обращения и уверения, относящиеся к нам, по всем правилам учтивости и общепринятому обычаю государей мы должны были бы первыми принести им от нас“.
Я был помещен в хорошем доме в Лондоне, хорошо снабжен и имел хорошую прислугу, мне выказывали уважение, чествовали и угощали от имени Московской компании сэр Роуленд Гейворд (Heyward), сэр Джордж Барнс (Barns), м-р Кастомер Смит (Smythe)[269] и многие другие олдермены и видные купцы. Королева прислала за мной из Гринвича[270], я изложил все, что имел, и о чем ее величество пожелала спросить меня, она сказала, что мы упустили время и случай, которые могли бы принести ей и подданным большие богатства. Я затратил много времени на выполнение заданий и поручений от царя и лорда-правителя, а также выслушал мнения оксфордских, кембриджских и лондонских медиков касательно некоторых затруднительных дел царицы Ирины (о зачатии и рождении детей), бывшей замужем семь лет, и часто (беременной)[271] а также у меня были поручения о других брачных делах, которые я, опасаясь за себя, держал в тайне[272].
Сэр Джером Баус из-за немилости к нему королевы затаил глубокую обиду на меня, он привел в ярость лорда Лесестера[273], теперь наместника в Нидерландах, который всегда оказывал мне высокие почести и поддержку; [посылал] письма, где мне оказывалась особая милость; я всегда выполнял его поручения, на его письма-запросы я посылал ему богатые меха, белых соколов, белых медведей со всем, что для них требовалось, платя за них моим приятелям добрую цену. [Баус] сказал, будто я провозгласил у себя за столом в такой-то день в присутствии знатных людей, герцогов, что он сбросил с лестницы свою жену, сломав ей шею, чтобы сделаться любовником королевы[274],— таким средством Баус думал уничтожить меня и расстроить переговоры, которые я вел. Сэр Лесестер написал об этом королеве, прося о расследовании и наказании меня. Королева изменилась в лице, поклявшись, что я отвечу за это, и приказала лордам Королевского суда расследовать это дело. Сэр Джером Баус предполагал доказать [мою вину] с помощью одного только Финча (Finch)[275], его прихлебателя, которому он сказал, будто я хотел изжарить его в Москве как лазутчика. Тем не менее королева открыто заявила: „Я не сомневаюсь, Горсей докажет, что он честный человек“. Лорд Гансден (Honsdon), тогда камергер, встал на сторону Бауса[276], лорд-казначей, Христофор Гэттон (Hatton)[277], особенно сэр Фрэнсис Уолсингем были тверды и уверены в своем добром мнении обо мне, у меня было много добрых друзей и родственников, вставших горою за меня. Двор и город были полны темных слухов об этом деле.
Нас потребовали в суд. Сэр Джером Баус сказался больным, но лорды по повелению королевы послали к нему с тем, чтобы его привели. Он предстал перед судом, его компаньон-обвинитель был так бледен, говорил запинаясь и боязливо, все время оглядываясь на Бауса, ожидая, что он скажет судьям, так что они все были недовольны. С моей стороны выступали четверо именитых купцов, готовых преклонить колена перед лордами в том, что они находились в Москве все то время, пока этот Финч был там, по разным делам в течение не более десяти дней. Они открыто признали и засвидетельствовали, как добр я был с ними и как дружески я отправил его за свой счет вместе с ними из Москвы, где он был в большой нужде и опасности. Я представил его собственные письма ко мне, полные благодарностей и признательности. Лорды приказали сэру Джерому Баусу выйти из палаты суда, а Финчу сказать правду, он признал [предъявленные] письма своими и обвинил сэра Бауса, что он уговаривал его часто и настаивал, чтоб он предъявил это обвинение, о котором он сам ничего не слышал, говорил, что это способ погубить м-ра Горсея и его посольство. Лорды приговорили его быть сосланным в тюрьму Маршалси, надеть на него тяжелые кандалы, лорд-казначей сказал ему: „Хоть ты, сударь, и не был зажарен, но жалко, что тебя не подпалили немного“. Лорд-камергер поспешил в покои королевы, м-р Секретарь опередил его другим путем и рассказал ее величеству обо всем. Она сделала выговор лорду Гансдену, который обвинил во всем Бауса, лорды сказали этому последнему, что он обесчестил себя настолько, что все наказания слишком мягки для него. „Пусть, милорды, будет наказан тот, кто представил ложное свидетельство“ [сказала королева]. Она запретила ему являться ко двору. [Мой рассказ] утомителен, но нельзя короче было рассказать о всей ненависти этого злого человека ко мне, стоившей столько же, сколько его жизнь (as much as his liff is worth).
268
«М-р Секретарь» — фр. Уолсингем, см. примеч. 1 к «Путешествиям». См. письмо царя Федора к Елизавете 1585 г. (сентябрь) в публикации Ю. Толстого «Первые 40 лет» (с. 253–269). Письмо можно рассматривать как «образец» знакомства Горсея с деловым языком московской письменности.
269
Речь идет о деятелях Московской компании английских купцов: Гейворд Роуленд (ум. 1593) — олдермен Лондона, член парламента с 1572 по 1581 г.; Барн Джордж (ум. 1558) — олдермен Лондона, дворянин; Смит Кастомер (ум. 1591) — процветающий делец, землевладелец, таможенник лондонского порта (
271
В оригинале слова в скобках написаны кириллицей, но по-английски: «фор консертион энд проквратион яф чилдрен» (о зачатии и рождении детей); «консивед» (была беременна) (см.:
272
Горсею не удалось сохранить в тайне свои поручения. Об этом свидетельствуют письмо купцов Московской компании лорду Берли (см. Приложение I) и письмо Елизаветы царице Ирине 1586 г. (см.:
273
Дадли Роберт, лорд Лесестер (Лейчестер, Лейстер) (1532? — 1588) — фаворит королевы Елизаветы; в 1568 г., создав видимость своей поддержки Марии Стюарт, выдал ее заговор Елизавете. В 1585 г. Лесестер был назначен главнокомандующим в Нидерланды, боровшиеся тогда с Испанией, прославился там своим произволом, старался захватить власть и был отозван в Англию в 1587 г. (DNB. 1888. Vol. XVI. Р. 112–114).
274
См. примечание первого издателя Горсея Э. Бонда: «…Эми Робсарт, первая жена Лесестера, умерла в сентябре 1560 г., и слухи, подобные приведенному, распространились после ее смерти» (с. 215, примеч. 2). Слухи о смерти первой жены Лесестера послужили основой романа Вальтера Скотта «Кенилворт».
275
Финч Джон — слуга Горсея в Москве; его жалоба лордам Королевского совета датирована 1585 г. (см.:
276
Кэри Генри, первый барон Гансден (1524? —1596), один из ближайших родственников королевы Елизаветы (см.: Берри и Крамми. С. 320. Примеч. 6).
277
Лорд-казначей — Сесиль Уильям, лорд Берли (1520–1598). Гэттон Христофор (Hatton) (1540–1591) — лорд-канцлер в 1587–1591 гг. Оба — крупные государственные деятели при Елизавете Тюдор (DNB. 1891. Vol. XXV. Р. 159–162;