Тем временем к дому подъехал кэб; в нем сидели два полисмена.
Инспектор Мартин встал и тронул арестованного за плечо:
– Пора ехать.
– Нельзя ли мне перед уходом повидаться с ней?
– Нет, она еще не очнулась… Мистер Шерлок Холмс, мне остается только надеяться, что когда меня снова пошлют расследовать какое-нибудь крупное дело, мне опять посчастливится работать вместе с вами.
Мы стояли у окна и смотрели вслед удаляющемуся кэбу. Обернувшись, я заметил листок бумаги, оставленный
преступником на столе. Это была записка, которую послал ему Холмс.
– Попробуйте прочитать ее, Уотсон, – сказал он улыбаясь.
На ней были нарисованы вот такие пляшущие человечки:
– Если вы вспомните мои объяснения, вы увидите, что здесь написано: «ПРИХОДИ НЕМЕДЛЕННО». Я не сомневался, что это приглашение приведет его сюда, ибо он будет убежден, что, кроме миссис Кьюбитт, никто так писать не умеет. Словом, мой дорогой Уотсон, этих человечков, столь долго служивших злу, мы принудили в конце концов послужить добру… Мне кажется, я выполнил свое обещание обогатить вашу записную книжку. Наш поезд отходит в три сорок, и мы приедем на Бейкер-стрит как раз к обеду.
Еще несколько слов в заключение. Американец Аб
Слени зимней сессией суда в Норвиче был приговорен к смерти. Но, приняв во внимание смягчающие вину обстоятельства и доказанность того, что Хилтон Кьюбитт выстрелил в него первым, суд заменил смертную казнь каторжными работами. О миссис Хилтон Кьюбитт мне известно только то, что она совершенно поправилась, что она все еще вдова и что она посвятила свою жизнь заботам о бедных.
ГОРБУН
Однажды летним вечером, спустя несколько месяцев после моей женитьбы, я сидел у камина и, покуривая последнюю трубку, дремал над каким-то романом – весь день я был на ногах и устал до потери сознания. Моя жена поднялась наверх, в спальню, да и прислуга уже отправилась на покой – я слышал, как запирали входную дверь. Я
встал и начал было выколачивать трубку, как раздался звонок.
Я взглянул на часы. Было без четверти двенадцать.
Поздновато для гостя. Я подумал, что зовут к пациенту и чего доброго придется сидеть всю ночь у его постели. С
недовольной гримасой я вышел в переднюю, отворил дверь. И страшно удивился – на пороге стоял Шерлок
Холмс.
– Уотсон, – сказал он, – я надеялся, что вы еще не спите.
– Рад вас видеть. Холмс.
– Вы удивлены, и не мудрено! Но, я полагаю, у вас отлегло от сердца! Гм… Вы курите все тот же табак, что и в холостяцкие времена. Ошибки быть не может: на вашем костюме пушистый пепел. И сразу видно, что вы привыкли носить военный мундир, Уотсон. Вам никогда не выдать себя за чистокровного штатского, пока вы не бросите привычки засовывать платок за обшлаг рукава. Вы меня приютите сегодня?
– С удовольствием.
– Вы говорили, что у вас есть комната для одного гостя, и, судя по вешалке для шляп, она сейчас пустует.
– Я буду рад, если вы останетесь у меня.
– Спасибо. В таком случае я повешу свою шляпу на свободный крючок. Вижу, у вас в доме побывал рабочий.
Значит, что-то стряслось. Надеюсь, канализация в порядке?
– Нет, это газ…
– Ага! на вашем линолеуме остались две отметины от гвоздей его башмаков… как раз в том месте, куда падает свет. Нет, спасибо, я уже поужинал в Ватерлоо, но с удовольствием выкурю с вами трубку.
Я вручил ему свой кисет, и он, усевшись напротив, некоторое время молча курил. Я прекрасно знал, что привести его ко мне в столь поздний час могло только очень важное дело, и терпеливо ждал, когда он сам заговорит.
– Вижу, сейчас вам много приходится заниматься вашим прямым делом, – сказал он, бросив на меня проницательный взгляд.
– Да, сегодня был особенно тяжелый день, – ответил я и, подумав, добавил: – Возможно, вы сочтете это глупым, но я не понимаю, как вы об этом догадались.
Холмс усмехнулся.
– Я ведь знаю ваши привычки, мой дорогой Уотсон, –
сказал он. – Когда у вас мало визитов, вы ходите пешком, а когда много, – берете кэб. А так как я вижу, что ваши ботинки не грязные, а лишь немного запылились, то я, ни минуты не колеблясь, делаю вывод, что в настоящее время у вас работы по горло и вы ездите в кэбе.