Я зарабатывал очень много, так что ему не приходилось никогда сожалеть, что он пустился на такую рискованную операцию. Дело пошло успешно с самого начала. Репутация, которой я пользовался еще в госпитале, а также несколько случаев излечения трудных болезней быстро сделали меня известным и дали огромную практику, благодаря которой в течение одного только года я сделал Блессингтона богатым человеком.
Вот история моей карьеры и моих отношений с мистером Блессингтоном. Теперь позвольте рассказать, что главным образом привело меня к вам.
Несколько недель тому назад мистер Блессингтон вошел ко мне в комнату, как мне показалось, сильно взволнованный. Он рассказал мне про какую-то кражу со взломом, совершенную в Вест-энде, и советовал позаботиться об оснащении дверей и ставен окон крепкими задвижками и болтами. Его волнение и страх казались мне сильно преувеличенными. Но он оставался в таком взволнованном состоянии всю неделю, постоянно осматривал по вечерам окна, двери и перестал даже совершать свою обычную послеобеденную прогулку. Он производил на меня впечатление человека, который чего-то или кого-то ужасно боится; когда же я намекнул ему об этом, он так на меня рассердился, что я предпочел замолчать и решил никогда больше не поднимать этого вопроса. Мало-помалу он успокоился и вернулся даже к своим привычкам, пока одно обстоятельство не привело его опять в то же жалкое, прямо ужасное, на взгляд постороннего наблюдателя, состояние.
Вот чем оно было вызвано. Два дня тому назад я получил письмо следующего содержания. Ни адрес, ни число не были на нем обозначены. Вот оно.
«Один русский аристократ желает воспользоваться своим временным пребыванием в Англии, чтобы посоветоваться со специалистом но нервным болезням, доктором Перси Тревельяном. Этот человек страдает уже несколько лет каталептическими припадками и потому просит доктора Тревельяна принять его завтра у себя на дому в четверть седьмого».
Это письмо меня очень заинтересовало, потому что вообще настоящих каталептиков очень мало, а тут, как видно, представлялась возможность наблюдать эту болезнь, выраженную в довольно сильной степени. В назначенный час я сидел в своем кабинете и с нетерпением ждал больного, когда пришел мальчик и доложил, что меня спрашивают два господина.
Один из них был старый, худой, сумрачный, с простыми угловатыми манерами господин, внешностью своей совсем непохожий на русского аристократа. Но еще больше меня поразила наружность его спутника. Это был молодой человек высокого роста, довольно красивый, с загорелым свирепым лицом, сложением своим сильно напоминающий статую Геркулеса. Он вел первого господина под руку и усадил на кресло с такой осторожностью, которая совершенно не соответствовала его внешности.
– Простите, что я потревожил вас, доктор, – сказал он по-английски с несколько иностранным акцентом, – это мой отец, и я очень беспокоюсь за его здоровье.
Я был сильно тронут его сыновней заботливостью.
– Может быть, вы желаете остаться с отцом во время консультации? – спросил я.
– Боже меня сохрани! – воскликнул молодой человек с явным ужасом. – Я сам очень нервный человек, и, когда с отцом делаются припадки, мне кажется, что он сейчас умрет и что я больше никогда его не увижу. Если позволите, я посижу в приемной.
Конечно, я согласился, и молодой человек вышел из кабинета. Я стал расспрашивать больного про его болезнь и записывал все, что он говорил. Судя по ответам, это был совсем необразованный человек, что, между прочим, тогда я приписал незнанию нашего языка. Но вдруг пациент перестал отвечать на мои вопросы; я обернулся и увидел его сидящим в кресле совершенно прямо, с бессмысленно выпученными глазами и тупым, неподвижным выражением лица. Очевидно, у него начался припадок.