Полковник Росс, выказывавший признаки некоторого нетерпения при виде спокойного, систематического исследования моего приятеля, взглянул на часы.
– Пойдемте со мной, инспектор, – сказал он. – Я должен посоветоваться с вами о многом и особенно о том, не обязаны ли мы перед публикой снять имя нашей лошади из списка участников забега.
– Ни в коем случае, – решительно сказал Холмс. – На вашем месте я оставил бы имя лошади.
Полковник поклонился.
– Очень рад слышать ваше мнение, сэр, – сказал он. – Когда вы окончите свою прогулку, вы найдете нас в доме бедняги Стрейкера, и тогда мы поедем все вместе в Тависток.
Он ушел с инспектором, а Холмс и я медленно пошли по болоту. Солнце садилось за конюшнями Мейплтона, и громадная, покатая равнина перед нами отливала золотом, переходившим в роскошный красно-бурый оттенок в тех местах, где вечерние лучи падали на папоротники и терновые кусты. Но красота пейзажа не производила ни малейшего впечатления на моего спутника, погруженного в размышления.
– Сюда, Ватсон! – наконец проговорил он. – Оставим на минуту вопрос о том, кто убил Стрейкера, и постараемся узнать, что стало с лошадью. Предположим, что она убежала во время драмы или после нее; куда же она делась? Лошадь вообще животное стадное. Предоставленный самому себе Сильвер-Блэз инстинктивно вернулся бы в Кингз-Пайлэнд или отправился бы в Мейплтон, с какой стати он стал бы носиться по болоту? Если бы это случилось, то, наверно, кто-нибудь уже встретил бы его. А зачем цыгане стали бы ловить его? Эти люди всегда стараются улизнуть, когда услышат о каком-нибудь происшествии: очень уж они не любят иметь дело с полицией. Рассчитывать продать такую лошадь они не могли. Риск был бы слишком большой, а кража не принесла бы им никакой пользы. Все это совершенно ясно.
– Но где же тогда лошадь?
– Я уже сказал, что она убежала или в Кингз-Пайлэнд, или в Мейплтон. Она не в Кингз-Пайлэнде – следовательно, в Мейплтоне. Примем эту гипотезу и посмотрим, что выйдет. Эта часть торфяника, как говорил инспектор, очень твердая и сухая. Но по направлению к Мейплтону торфяник понижается, и отсюда можно видеть большую ложбину, в которой, должно быть, было очень сыро в понедельник ночью. Если наше предположение верно, лошадь должна была проскакать через эту ложбину, и там мы и должны искать ее следы.
Во время этого разговора мы быстро шли вперед и через несколько минут были у ложбины. По просьбе Холмса я пошел по правому ее краю, он же по левому, но не успел я сделать и пятидесяти шагов, как услышал громкий крик и увидел, что он машет мне рукой. След лошади ясно отпечатался на мягкой земле перед ним, а подкова, которую Холмс вынул из кармана, пришлась как раз по отпечатку.
– Видите, что значит воображение, – сказал Холмс. – Этого-то качества только и недостает Грегори. Мы вообразили себе, что могло бы произойти, действовали согласно нашему предположению и оказались правы. Будем продолжать.
Мы перешли через болотистую ложбину и прошли около четверти мили по твердому, сухому торфянику.
Потом местность снова стала понижаться, и снова мы увидели следы, потеряли их на протяжении полумили и нашли опять уже у самого Мейплтона. Холмс первый увидел их и указал мне с выражением торжества на лице. След мужской ноги виднелся рядом с лошадиным следом.
– Лошадь сначала была одна! – вскрикнул я.
– Совершенно верно. Сначала она была одна. Ого! Это что?
Двойной след делал резкий поворот и направлялся к Кингз-Пайлэнду. Холмс свистнул, и мы оба пошли по следу. Холмс шел, не спуская глаз со следа; я же случайно взглянул в сторону и с удивлением заметил, что те же следы шли и в обратном направлении.
– Чудесно, Ватсон, – сказал Холмс, когда я указал ему эти следы, – вы избавили нас от длинной прогулки, которая привела бы нас обратно к нашим собственным следам.
Нам не пришлось идти далеко. Следы оканчивались у асфальтовой дорожки, которая вела к мейплтонским конюшням. Навстречу нам выбежал грум.
– Мы не позволяем бродягам шляться здесь, – сказал он.
– Я хотел только спросить кое-что, – сказал Холмс, запуская указательный и большой пальцы в карман жилета. – Не будет слишком рано, если я зайду завтра в пять часов утра, чтобы повидать вашего хозяина, мистера Сайласа Брауна?
– Господь с вами, сэр; уж кто-кто, а он всегда будет, когда надо, потому что встает раньше всех. Но вот и он сам, сэр, и ответит на ваш вопрос. Нет, сэр, нет, он прогонит меня, если увидит, что я взял деньги. После, если вам угодно.