– Хорошо, хорошо, посмотрим, как она будет скакать, – невозмутимо сказал мой друг.
Несколько минут он смотрел в мой бинокль.
– Великолепно! Превосходный старт! – вдруг воскликнул он. – Вот они показываются из-за поворота!
Из нашего экипажа прекрасно было видно всех лошадей; они шли так близко друг к другу, что их, казалось, можно было бы покрыть одной попоной, но на половине круга желтый цвет мейплтонской конюшни выдвинулся вперед. Однако, прежде чем лошади поравнялись с нами, Десборо отстал, а лошадь полковника сразу вырвалась вперед и была у столба на шесть корпусов впереди своего соперника. Ирис герцога Балморала пришла третьей.
– Без сомнения, это моя лошадь, – задыхаясь и проводя рукой по глазам, проговорил полковник. – Признаюсь, ничего здесь не понимаю. Не пора ли открыть вашу тайну, мистер Холмс?
– Да, пора, полковник. Вы все узнаете. Пойдемте все вместе взглянуть на лошадь. Вот она, – продолжал он, когда мы вошли в ограду для взвешивания, куда допускались только владельцы и их знакомые. – Вам стоит только вымыть ей винным спиртом голову и ноги, и вы убедитесь, что это – ваш Сильвер-Блэз.
– Не могу прийти в себя от изумления!
– Я нашел лошадь у одного барышника и осмелился взять ее как раз в ту минуту, когда ее хотели сбыть с рук.
– Дорогой сэр, вы сотворили чудо. Лошадь совершенно здорова и в полном порядке. Тысячу извинений за то, что позволил себе усомниться в вашем искусстве. Вы оказали мне большую услугу, возвратив мне лошадь, и окажете еще большую, если найдете убийцу Джона Стрейкера.
– Я уже нашел его, – спокойно сказал Холмс.
Полковник и я с изумлением взглянули на него.
– Нашли убийцу? Где же он?
– Здесь.
– Здесь? Где?
– Стойт в настоящую минуту возле меня.
Румянец гнева вспыхнул на щеках полковника.
– Я вполне сознаю, что многим обязан вам, мистер Холмс, – сказал он, – но не могу принять ваши слова иначе, как плохую шутку или оскорбление.
Шерлок Холмс расхохотался.
– Уверяю вас, полковник, что не считаю вас причастным к преступлению, – проговорил он. – Настоящий убийца стоит за вами!
Он отошел в сторону и положил руку на блестящую шею породистого скакуна.
– Лошадь! – вскрикнули мы с полковником в один голос.
– Да, лошадь. Ее вина уменьшается, если я скажу вам, что она сделала это, защищая себя, и что Джон Стрейкер был человек, совершенно не достойный вашего доверия. Но вот звонок, а так как у меня есть маленькая ставка, то отложу подробное объяснение до более удобного случая.
Вечером мы снова сидели в купе поезда, мчавшегося в Лондон, и я думаю, что путешествие показалось полковнику Россу таким же коротким, как мне, – так интересно было слушать рассказ моего друга о том, что произошло в дартмурских конюшнях в понедельник ночью и как ему удалось узнать все подробности этого происшествия.
– Сознаюсь, что все выводы, составленные мной на основании газетных известий, оказались вполне ошибочными, – сказал он. – А между тем там были данные, которые могли бы служить указаниями, если бы их истинное значение не было загромождено другими подробностями. Я поехал в Девоншир с убеждением в виновности Фицроя Симпсона, хотя, конечно, видел, что еще не собрано достаточного количества улик.
Только тогда, когда мы уже подъезжали к дому тренера, в голове моей внезапно возникла мысль о важном значении баранины с перцем. Вы, может быть, помните, что я был очень рассеян и остался в экипаже, когда вы все уже вышли. Я удивился про себя, как это я проглядел такое важное обстоятельство.
– Признаюсь, я до сих пор не вижу его важности, – сказал полковник.
– Это было первое звено в цепи моих рассуждений. Опиум в порошке не безвкусен. Вкус не неприятен, но заметен. Если подсыпать его в какое-нибудь обыкновенное кушанье, то тот, кто стал бы есть это кушанье, наверное заметил бы примесь и бросил бы есть. Перец – именно та приправа, которая может заглушить вкус опиума. Никаким образом нельзя предположить, чтобы посторонний человек, как Фицрой Симпсон, мог бы устроить так, чтобы в этот день ужин в доме тренера состоял из баранины с приправой из перца, и тем более невозможно предположение, чтобы этот человек явился с порошком опия как раз в тот вечер, когда подавалось кушанье, способное скрыть эту примесь. Этого нельзя допустить. Итак, с Симпсона снимается подозрение, и все наше внимание сосредотачивается на Стрейкере и его жене – единственных людях, которые могли заказать на ужин баранину с перцем. Опиум примешан после того, как была отложена порция для конюха, остававшегося на конюшне, так как остальные ели ужин безо всяких дурных последствий. Кто же из Стрейкеров мог получить доступ к еде так, чтобы этого не заметила служанка?