Из-за невыносимой жары в Индии я не мог долго ехать верхом и часто шел пешком, ведя коня в поводу. Но в первый же день сапогами мне сильно натерло ноги, и, не выдержав боли, я пошел босиком. Процесс привыкания был очень суров! Ногти на ногах были сбиты, а кожа сильно загрубела. К тому же пребывание на солнцепеке в течение всего пути вовсе не сделало меня красивее. Все индийские всадники (11 человек), выехавшие со мной, покинули меня, и я остался один. Судите сами о моем положении! Не умея ничего попросить, измученный невзгодами и усталостью, без денег, без белья и почти без одежды (я был вынужден бросить все, что носил, чтобы избавиться от терзавших меня паразитов)! Куртка для верховой езды, которую я надевал на голое тело, да синие полотняные штаны, подаренные мне одним сипаем, — вот и весь мой нелепый наряд. Мне пришлось однажды провести в лесу две ночи и три дня. Конь мой питался листьями и травой, а я состязался за банановые меню с павианами (вид обезьян почти с меня ростом) с саблей и пистолетом в руке. У меня уже не было сил ни идти, ни ехать верхом, и я с трудом преодолевал 4 лье в день. К концу дня я набрел на деревню, где несколько чернокожих жителей не испугались моего вида (до этого при виде меня десятки раз толпы людей разбегались во все стороны). Я остановился в этой деревне в месте, куда меня проводил один из местных жителей. Поскольку на моем коне было клеймо Набаба, ему дали корм. После того как меня провели по деревне, ко мне пришли все жители, а потом они стали давать мне немного риса, фруктов, а время от времени и по нескольку местных монеток. Потом меня провели на дорогу к Айдер-Нагару: я сумел им объяснить, что мне надо идти туда. Я пошел, ориентируясь на запад, зная, что Айдер-Нагар лежит в этом направлении. Когда по пути мне встречалось развесистое дерево, я привязывал к нему коня, а сам ложился в тень отдохнуть. Однако резкие крики обезьян, огромные змеи, жалобный вой тигра, а зачастую и появление его заставляли меня подниматься и продолжать путь. Я проходил 1/4 или 1/2 лье и уже чувствовал полное изнеможение и истощение. На следующий день мои страдания начинались снова. Так, за 25 дней я испытал все превратности судьбы. Но хотя в лесу и среди скал было полно хищников, я себя все же чувствовал там лучше, чем на равнинах: в лесу я находил фрукты, листья и воду. На открытых же местах не было ни фруктов, ни воды и невозможно было найти укрытие от зноя.
Теперь я убедился, что смерть глуха к стенаниям несчастных, ибо раз двадцать или больше я призывал ее, но тщетно. Мне кажется, что я встретил бы ее приход с удовольствием, до того я настрадался и отчаялся.
Наконец на 25-й день я прибыл в Айдер-Нагар, где уже побывал и где мой начальник так плохо вел себя по отношению к наместнику этого города. Он отказался явиться к нему в дольбар, несмотря на три приглашения, которые ему были посланы. Наместник, о котором я уже говорил, отдал приказание, чтобы меня поместили в конюшню вместе с моим конем. Впрочем, это уже не имело значения; в тех условиях, в которых я находился, я был так подавлен бременем всех невзгод, что мне уже было не до чванства и рассуждений о том, достойно ли меня подобное жилище. Я уже привык выпрашивать средства существования во всех населенных местах и хотел проделать то же самое и в Айдер-Нагаре, но мне сурово отказали в моей просьбе.
В Айдер-Нагаре живут, как я уже говорил, несколько европейцев. Они обосновались там и служат Набабу. Один француз, дезертировавший из полка Лалли, предложил мне свои услуги, поскольку хорошо объяснялся на местном языке. Я рассказал ему о своих тревогах по поводу средств к существованию, и тогда он предложил выступить на дольбаре моим переводчиком. Мы пришли в дольбар, и мне было предложено там стать стражником при наместнике за 30 рупий в месяц. Я ответил на это предложение так, как оно того заслуживало. Моему переводчику было приказано передать мне, что даром кормить меня не будут. Когда я начал протестовать против столь дурного обхождения, то в ответ было прямо сказано, что и этого с меня достаточно и что, если бы у нас с товарищами было на что жить у себя на родине, мы не поехали бы так далеко искать лучшей доли.
Я ушел с дольбара, и тогда мой бедный переводчик, который, как мне показалось, был потрясен жестокостью этого решения, предложил жить и столоваться у него, пока я не получу известий от своего начальника. Я принял предложение этого порядочного человека[354] и в течение всего времени моего пребывания в Айдер-Нагаре кормился у него и за неимением другого жилья спал вместе с его волами. Другой французский дезертир[355] дал мне смену белья. Один португалец[356] продал мне в кредит ботинки и чулки. Впоследствии я расплатился со своим гостеприимным хозяином и со всеми, кому был должен.