Она любила человека, который был ее недостоин, и в конце концов положила жизнь за него. Он потерял все бабки и на задворках Бердичева продолжал жизнь без бабок, персонаж совершенно опереточный.
В 22 года я впервые узнал французского поэта Лотреа-мона… Он как-то сказал: «Целым морем крови нельзя смыть одно пятно интеллектуальной обиды». Подумай об этом на досуге. И не важно, у кого какая дефиниция интеллекта и что такое море крови…
Я однажды зарыдал на Манхэттене, пьяный, поняв, что это я погубил ее.
Тещина квартира
– Такое возможно только в Одессе! – сказал мне Егор Севастопольский на банкете в одном ресторане в Аркадии. – Чтобы за одним столом сидели генерал госбезопасности и человек, находящийся во всеукраинском розыске. Заметь, они оба делают вид, что незнакомы. Это совершенно в духе рассказов Бабеля – Беня Крик там и прочее…
Как трогательно! Казенные формальности побеждены человеческим дыханием живой жизни. Я скосил глаза, чтобы рассмотреть одесситов. Полковник был как полковник, штатское его не портило совершенно. А вот в его соседе по столу не было ничего криминального: я видел безобидного добродш средних лет, несколько сентиментального, с виноватым выражением лица, какое встречалось у советских интеллигентов. Он грустно улыбался себе в усы и часто моргал, так что казалось, что он легко может всплакнуть, вспомнив какую-то романтическую историю.
– Кто ж он такой?
Севастопольский взялся рассказывать – с удовольствием, с выражением, вообще вкусно. Видно было, что он тепло относится к этому усатому хлопцу.
«Витю я встретил, еще когда был доцентом в строительном институте, осенью 1982 года. Мне его привел один знакомый, он сказал:
– Я слышал, вы набираете сотрудников, так вот рекомендую вам очень способного человека.
Я действительно искал тогда людей. Интернета в те времена не было, объявлений по заборам я не клеил, но сарафанный телеграф действовал исправно. Ну, пусть приходит, говорю. Так я познакомился с Витей, этим немногословным сентиментальным семьянином, у которого тогда уже был животик.
За безобидной внешностью скрывался, как потом выяснилось, чемпион Советской Армии по самбо и дзюдо.
– А кто бы из вас кого отмудохал, случись что? У тебя разряд по боксу…
– Да он бы убил меня в двадцать секунд. Это очень здоровый человек! Он подтягивался восемьдесят раз на турнике!
Витя в армии служил в спортроте, а когда вернулся со службы, встретил Марину, быстро посватался, а теща спрашивает:
– А кем вы, собственно, работаете? И какое у вас образование?
Витя был из многодетной семьи, папа его, дальнобойщик, вставал в пять утра, заводил ручкой свою полуторку и уезжал. Семья жила в маленькой квартире в Мукачевском переулке, там они все плодились. Никаким высшим образованием Витя не заморачивался, он пошел помощником жокея на ипподром, выгонял лошадей и получал бабки. Он был такой богатый, что легко мог слетать поужинать в Ригу. «Я чувствовал, что держу кота за яйца, – в 21 год такое!» – говаривал Витя. У него, конечно же, была машина, «Жигули», над которой он в отличие от других не трясся. Он когда стукался на дороге, то локтем выгибал вмятину, после сам красил ушибленное место и ездил дальше – никакого вещизма, ну, машина себе и машина.
Подумаешь…
Но тещу, вдову полковника, это все мало волновало. Она сказала: «Нам нужен жених с высшим». И тогда Витя поступил на геолого-географический.
– Мама, вас такой диплом устроит?
– Ну да.
– Все, тогда мы женимся.
Дальше с учебой все было просто. Витя, как человек практический, сообразил, что деканы и даже проректоры – живые люди и все они хотят ебаться. Он придумал поставлять своим преподавателям симпатичных девушек и на этом пути быстро вступил в партию, стал членом парткома и, чего уж тут говорить, круглым отличником. Любовь творит чудеса!
Витины дела в институте шли не просто хорошо, а слишком хорошо. Он расслабился и так вошел во вкус красивой жизни, что в обход длиннейшей очереди из профессоров, среди которых были даже, говорят, лауреаты Нобелевской премии, получил хорошую квартиру в центре. Был серьезный скандал, и Вите пришлось уйти, но квартиру он, само собой, никому не отдал.
На этом перепутье он встретил меня.
Витя сразу сказал:
– Вы мне давайте конкретное задание, а потом спрашивайте результат. А как часто я показываюсь на работе – это вас не должно волновать…
Я согласился, хотя не без колебаний, это же подрывало мой авторитет и давало плохой пример прочим.
То, что я взял его тогда на работу, – это было провидение, потому что Витя оказался страшно талантливым человеком. Без него моя лаборатория зачахла бы вместе с моей диссертацией… Найти, добыть, договориться, решить вопрос – тут Витя был незаменим. Казалось, для него не было ничего невозможного…
Это был мастер решения проблем. Он одессит до мозга костей, – не русский, не еврей, не украинец, а именно одессит. Более того, для меня одессит – это Витя. Он все старался быстро уладить и не любил конфликтов. Взять его жену: Марина была художник-гример, Одесская киностудия, уезжала на два месяца или три, и не было никаких скандалов на тему супружеской верности-неверности и бросания ребенка на него, он к этому относился стоически. «Мамочка, мамочка, все будет хорошо», – говорил он ей.
Самый серьезный беспримерный коммерческий подвиг Витя совершил, когда смертельно заболела теща его старшего брата Игоря. Было ясно, что старушка протянет максимум пару дней – и все, квартира отойдет государству. Двухкомнатная! Это катастрофа! В Одессе люди смертельно боялись кого-то прописать на свою площадь, вот и теща не рискнула, чтобы не пришлось раньше времени делить метры. И потому Игорь с женой и дочкой просто болтались там на птичьих правах, ожидая выселения сразу после грядущих похорон.
Для одесситов жилье было смертельной проблемой, куда там москвичам, которых якобы испортил квартирный вопрос! Жилье в Одессе было дороже, чем в Москве. Это всегда был очень дорогой город, моряки и цеховики страшно задирали планку, они просто душили простую публику.
Цеховики продавали на толчке продукцию, выдаваемую за чистую Францию, и моряки сдавали туда же, на тот же толчок, шмотье из той же вроде Франции. Легко себе представить скудную жизнь нелепого инженера на 200 рублей…
Каким был я. И вот на этом жалком фоне существует матрос, который в месяц получает, к примеру, 22 доллара и еще ж зарплату 110 рублей. Как говорят в Одессе, я не уверен за цифры, но порядок был где-то такой.
Самый мелкий персонаж за три месяца плавания получал 66 долларов, на которые он в Турции покупал 20 пар бракованных джинсов и после в Одессе отдавал их перекупщику по 60 рублей за пару… Без малого двушка за три месяца!
И не надо лезть в шахту при этом. Даже такой маленький человек жил красиво. А взять выше? Замполит – 50 долларов, стармех – 55, капитан – все 60. Да что там те джинсы, самый вкусный товар в Одессе был мохер и еще люрекс, этим добром торговали во всех городских туалетах. Приходил моряк, привозил 150 метров люрекса и продавал его по 40 рублей за метр. . Ну не сам, а его жена, которая еблась все время, пока он плавал, – хотя некоторые, впрочем, не еблись… Я знавал пару таких, которые не давали.
Один мой бывший друг, который меня после кинул, сказал очень точную фразу: в Одессе человек приходит в ресторан, сорит червонцами, а потом идет ночевать в подвал. Так оно и было. В Одессе, чтобы быть настоящим мужчиной, не надо было ни денег, ни стоячего хуя, а только иметь место, куда привести, и можно было ебать-ся каждый день. Площадка – это был сумасшедший дефицит.