Записки одного пациента

Я был ограничен в выборе решений. Логика событий безжалостно гнала меня вперед, оставляя лишь минимум свободы для маневра. Я не придумал новую идеологию, но продвигал то, что победило в борьбе за власть в прошлом моего мира.

Я помнил многое из событий войны и из событий, предшествующих войне. Все силы приложил я к подготовке к этому столкновению. Я решил отбросить сантименты и действовать максимально эффективно, исходя из одного лишь принципа целесообразности, потому что прекрасно знал, к чему привела приверженность нормам морали и права. Никакой пощады к врагу, никакой пощады даже к себе. Я должен был победить любой ценой и предотвратить тот ад, что спустился на землю.

***

Я поднял глаза от текста и вопросительно посмотрел на Густаво.

– Нет, это не шутка. До прочтения рукописи я не присматривался к этому пациенту и не искал сходства с кем-либо. После ознакомления с текстом было уже поздно, а память мне не подсказала ничего. Значился он у нас под условным немецким именем, ведь нам нужно было как-то его обозначать. Родня известна не была, так что, как видишь, информация была скудна.

Я поинтересовался, читал ли Густаво роман «Да не опустится тьма», но он ответил отрицательно. Тогда я вкратце обрисовал сюжет этого романа, который не так давно прочел с большим для себя удовольствием. Густаво невесело усмехнулся.

– Ты дошел до описания действий? – спросил он меня. – Это довольно подробный бред. Причем бред двойной. Пациент воображал себя сам понимаешь кем и в это же время пациент воображал себя путешественником во времени, брошенном некоей силой в прошлое. Довольно необычный случай, возможно, во время той войны он пережил сильнейшее потрясение, которое помутило его рассудок. Прочти эти записи до конца, мне хочется услышать твое мнение.

На этом я вернулся к чтению.

***

Я железной рукой искоренил внутренних врагов, подавил любое политическое сопротивление, не брезгуя самыми страшными и грязными методами, которые только видел этот мир. Этот мир, но не я. Мне, привыкшему к жизни и борьбе на руинах европейской цивилизации, поверженной грязными торговцами из-за океана, которые получают сверхприбыли, пока европейские народы балансируют на грани вымирания, цели казались оправдывающими любое средство.

Я разыграл несколько превосходных комбинаций на международной арене, о большинстве которых нет смысла здесь рассказывать. В свое время об этом писали все газеты.

Я искусной интригой заронил в Сталине сомнения в своих военачальниках, и мой расчет оправдался на все сто. Грянувшие репрессии обезглавили орды большевиков.

Я подставил финнов под удар советов, и финны стали кровно заинтересованы в войне с большевиками.

Я всемерно берег силы. Я остановил танки перед Дюнкерком, чтобы корабельная артиллерия не нанесла им непоправимого урона, о котором я помнил из рассказов деда. Это, к несчастью, привело к тому, что англичане и французы успели эвакуировать большую часть людей. Не думаю, что это было критичным, ведь взамен были взяты богатые трофеи.

Я не бросил Муссолини в Африке один на один с англичанами. Я выслал ему помощь, которая действовала крайне эффективно. Это предотвратило выход Италии из войны к зиме сорок первого, как это случилось в прошлый раз.

Я оккупировал Данию и Норвегию. Это защитило торговые пути, позволило получать шведскую руду и многое другое. Швеция, как нейтральный посредник, отлично зарабатывала на этой бойне.

Я готовился к предстоящему столкновению с русским колоссом и тратил на это все силы. Это столкновение стало фатальным для всего континента в той истории, которую знаю только я.

Первый досадный просчет случился, когда я перенес операцию «Морской лев». Как я прекрасно помнил, эта операция привела к чудовищным потерям и сковывала значительные силы вермахта на этих чертовых островах, когда началась война с советами. Я решил поступить иначе и бросил в бой авиацию. Учитывая сокрушительное поражение англосаксов на континенте, требовалось небольшое усилие, чтобы сломить волю противника к борьбе. Однако, расчет не оправдался. Люфтваффе понесло колоссальные потери. В таких условиях операцию «Морской лев» начинать было бы сущим безумием, пришлось её отменить окончательно.