Браво, Варвара. Умнее ведь ничего нельзя придумать. Однако Дима согласно кивает.
— Знаю, я звонил. Но ты не ответила.
Конечно, не ответила — звонок месяца три как сломан.
— Что со щекой?
Невольно касаюсь заживающего пореза.
— Да, так… Поцарапалась.
Не стану же я говорить, что после тренировки умудрилась сцепиться на улице с примерзкой банши, любительницей плеваться отравленными иглами. Со способностями Евы проникать через мороки, это теперь как нефиг делать. Я, откровенно говоря, и не думала, что в Петербурге сто-о-о-олько нечисти. Большинство, конечно, вполне безобидные, но есть и такие особи…
— Бывает, — согласно кивает Дима. — Я вот постоянно налетаю на дверные косяки. Не везет, наверное.
Какой-то совершенно нелепый разговор. Забираю у него нож и возвращаюсь к недорезанным овощам.
— Ответа я не услышала: что ты тут забыл?
— Да ничего, решил заглянуть. Привет сказать.
Нож замирает над многострадальным огурцом. Медленно оборачиваюсь.
— Сказал? Теперь проваливай.
— Эй, зачем так грубо-то?
— Ты верно подметил: не люблю незваных гостей.
— Что, даже чаем не напоишь? Тут так вкусно пахнет, а я голодный.
Голодный? Это братец-то миллиардера голодный? Сомневаюсь.
— Катись отсюда, — угрожающе стискиваю нож. — Или в следующий раз не промахнусь.
— Не надо, я очень нежный. С детства боюсь острых предметов, — миролюбиво всплеснул руками Данилов, соскакивая с подоконника. — Ты не против, если в этот раз я воспользуюсь дверью? Все ладони счесал о ржавчину.
— Стоять! — угрожающе тыкаю в его сторону острием. — Уйдешь так же, как и пришел.
Молодой человек без особой радости переводит взгляд обратно на окно.
— Серьезно? Милосердие — добродетель, никогда не слышала?
— Сам виноват. До свидания.
Ну уж нет, буду непреклонна! Нельзя давать слабины, а то потом сядут на шею и свесят немытые ножки. Что это за рыцарские замашки, тайком лазить по чужим окнам? Не надо мне такого. Теперь что, придется закрываться на все замки и помирать от жары?
А тут еще и слышится домофонный писк.
— Ева идет, — вслух ни к кому не обращаясь, говорю я.
— Ева? — непонимающе вскинул бровь Дима.
Собирать на своей кухне ораву гостей в мои планы точно не входит. Еще не оберешься ненужных разговоров, а новая соседка, в меру своего “затянувшегося переходного” возраста, ой как любит уколоть острым язычком. И главное, не сделаешь ей ничего. Хитрюга.
— Так, топай уже давай, а, — чуть ли не вою я, требовательно округляя глаза.
Поняв, что спорить бесполезно, и никто не станет с ним откровенничать, Диме ничего не остается как вернуться к исходной точке. Уже перекинув ноги через подоконник, он напоследок оборачивается.
— Еще увидимся, — и ловко спрыгнув, сигает вниз.
И не подумаю проверять: жив или нет. Истеричных воплей соседей, как и сработавшей сигнализации от прилетевшей тушки на крыши расположенных под окнами машин нет, так что, скорее всего, уцелел.
Из коридора доносится скрежет, следом шаги и бренчание ключей. Возвращаюсь к разделочной доске. Сама невинность.
— Тут тебе подарок. Под дверью бросили… — Ева заходит на кухню, держа в руках огромный букет белых роз. Видимо из той же компании, что и одинокий цветочек, оставшийся лежать на столе. Вот же блин, забыла про него.
Поджимаю губы и чувствую, как краснею.
— Положи… куда-нибудь.
— И давно у тебя объявился тайный воздыхатель? — ехидно смотрит на меня девчонка.
— Не поверишь: только что.
— Ну-ну… — взгляд Евы многозначительно скользит по одинокой розе. — Готова к тренировке?
Обреченно скулю. Только это и остается.
— Ты серьезно? Прямо сейчас?
— Смерть не назначает точного часа.
Знакомые слова, я уже слышала что-то подобное. Очень-очень давно.
— Может, сначала поужинаем?
Надежда умирает последней, верно? Но нет, Ева настойчиво стучит пальцами по столешнице.
— Не будь тряпкой и не позорь имя валькирии. У тебя пять минут. Жду в коридоре.
— Маленькая диктаторша! — фыркаю ей в спину, хотя разумом прекрасно понимаю, что она права. Долой лень, усталость и боль. Никаких долгих раскачек. Это запрещено. Секунда дозволенной слабости и ты мертв.
Разочарованно выключаю плиту и иду в комнату, но замираю в прихожей.
— А это что? — кричу я, замечая на комоде у высокого зеркала запечатанный конверт без адреса и марки.
— Что? — Ева непонимающе высовывает нос из комнаты. — А это вчера вечером притащили, когда тебя не было. Сказали: передать лично в руки. И это… почини звонок, бедняга долбился в дверь битый час.