Стас достает из кармана трезвонящий телефон. Надо же. Экран треснутый, но живой. По первому же предложению понимаю, что звонит Дима, а по односложным ответам Стаса и переглядкам на меня додумывается и остальное.
Смотрю на изрядно помятого спутника и размышляю над тем, что, наверное, выгляжу не лучше. Вся в грязи, копоти, пыли. Вдобавок ещё и исцарапанная. Зато руки-ноги на месте, но если бы мы успели подняться на лифте…
Короткий разговор подходит к концу.
— Поехали. Здесь нам делать больше нечего. Ева скоро очнется.
Перелезаем через оцепленную ленту и, игнорируя крики расставленной по периметру полиции, возвращаемся к Астон Мартин. Красавице тоже досталось. Лобовое стекло испещряли трещины, да и крыша изрядно помялась.
С трудом объезжаем нагромождение беспрерывно мигающих бело-синих машин, съезжаем обратно на МКАД. Вплоть пока верхушки коптящихся башен не скрылись из виду, не могу оторвать от них глаз. Завораживающее и ужасающее зрелище.
Сворачиваем на Ильинское шоссе и въезжаем в Красногорск. Так, во всяком случае, гласит опознавательный монумент. Минуем поворот на Митинское кладбище, торговый центр с громким летним названием: “Июнь” и строящий жилой комплекс возле станции. Минут через пятнадцать тормозим возле невысоких светлых строений. Роддом, больница, морг — как удобно: вся тебе человеческая жизнь на расстоянии парочки шагов.
Унылые пластиковые двери и… О, этот запах лекарств, его ни с чем не спутаешь. Поднимаемся на второй этаж, успевая отхватить у сурового вида медсестры по ушам за отсутствие бахил. Забавно, зато глазом не повела, заприметив наш нелицеприятный внешний вид. Интересно, ей заплатили или это полное отсутствие способностей удивляться, наработанное годами практики?
Дима нервно топчется у входа в палату. Видит нас и нервничает ещё больше.
— Как Ева? — вместо приветствий отвешиваю я.
— Нормально. Спит. Ты как? — Данилов младший осматривает подсохшую на руках кровь и грязное лицо.
— Как малосольный огурец, пролежавший неделю под столом, — неуверенно отмахиваюсь. Слишком уж непривычна вся эта забота.
Ага, было бы всё так просто! Дима сердито удерживает меня за подбородок и грозно сверлит взглядом.
— Надо было поехать с тобой.
— И чтобы это изменило? Правильно, ничего. Я только тебе могу доверить Еву.
— Очень приятно, спасибо, — недовольно хмурится Стас.
— Уж прости, — не оборачиваясь бросаю ему, уставившись на двери палаты. — Что говорят врачи?
— Ее чем-то накачали, какой-то психотропной дрянью. Не страшно. Сказали, угрозы для жизни нет, так что она скоро очнется.
— Дрянью? Той же, что он хотел обколоть и меня. К ней можно?
Получаю неуверенное согласие (что, вероятно, нужно расценивать как “можно, если незаметно”) и устремляюсь в палату. Одиночная, хорошо. Спасибо Диме, что позаботился об отсутствии любопытных ушей. Ева лежит в постели, укрытая тонким одеялом. Такая беспечная, невинная и… голая? Тут что, никакой лишней одежды не нашлось?
К руке протянута капельница. Волосы разметались по подушке. Глаза закрыты. Оголенные плечи торчат из-под белых тряпок. Бледнее обычного, но всё равно такой ангелочек. Смахиваю у неё со лба лезущие на лицо пряди и чувствую невероятное облегчение. Дышит. Жива. В безопасности.
Дальше тянутся томительные часы ожидания. Меня заставляют привести себя в порядок, чтобы не пугать вылезающих побродить по коридорам пациентов, так что наскоро смываю грязь и кровь под раковиной.
Стас уезжает обратно к Деловому Центру, чтобы разведать обстановку. Дима остается со мной и пичкает местным кофе из автомата вперемешку с энергетическими батончиками. Правильно, за последние сутки я же ничего не ела, да и усталость подкрадывается совсем некстати. Не замечаю, как засыпаю на неудобном стуле, подперев голову рукой, а просыпаюсь от тихих разговоров.
За окнами уже темно, хорошо я задремала. Дима о чем-то переговаривается с пришедшей в себя Евой, но замолкает, едва я зашевелилась.
— Доброе утро, спящая красавица, — явно адресовано мне.
Ловлю едва не слетевший (и оказавшийся неизвестно как на ногах) плед и подтягиваюсь ближе к пациентке.
— Ну ты как? — улыбаюсь я ей и вместо приветствия смачно получаю по лбу. — Эй, за что?
— И как меня можно было с кем-то перепутать, а? — хмуро смотрит на меня Ева. – Совсем слепая или мозги где-то отшбило? — не могу сдержать улыбки. Да, вот теперь это точно моя Ева. Зря я это, в ответ ещё больше негодования. — Ага, точно отшибло раз улыбается как полоу…
Не одно её бурчание не испортит радости за то, что она цела. Забираюсь с ногами на койку (ох, и прибили бы меня за это, если бы увидели) и стискиваю девчонку в объятиях, едва не задев подключенную к ней трубку. Ева брыкается, ворчит, но ещё слишком слаба, чтобы сопротивляться. А в какой-то момент и вовсе неуверенно приобнимает в ответ. Победа так победа.