8
Основными антрепренерами киевского оперного театра в мое время являлись то вместе, то порознь М. М. Бородай и С. В. Брыкин.
Первый начал не то с поварских, не то с театральных «мальчиков». Благодаря природной сметке и организаторским способностям он относительно скоро занял место в первых рядах русских провинциальных антрепренеров. В своих начинаниях Бородай был очень смел и, доверяя
<Стр. 41>
молодежи, не боялся ее выдвигать. Успешной карьерой ему были обязаны многие драматические и оперные артисты. Благодаря его инициативе многие города от Иркутска до Риги и от Екатеринбурга до Севастополя перевидали немало хороших спектаклей с первоклассными исполнителями.
Степан Васильевич Брыкин, баритон, ученик Д. М. Леоновой, был очень культурным певцом, с честью несшим лирический репертуар, — одно время и на сцене Московского Большого театра. Мне довелось слышать его в ролях Елецкого и Онегина уже в период увядания. Голос его был суховатый, но манера пения и сценического поведения—очень корректна.
Страдая какой-то тяжелой болезнью, С. В. Брыкин сравнительно рано оставил сцену и занялся антрепризой. У него были, как многие думали, солидные средства. В 1907— 1910 годах считался официальным антрепренером С. В. Брыкин, на самом же деле антрепренером был Юрий Львович Давыдов — личность настолько примечательная, что, несмотря «а не очень большую роль, которую он сыграл в оперном искусстве, я совершил бы большой грех, не посвятив ему хотя бы двух страниц.
Внук декабриста Василия Львовича Давыдова, внучатный племянник покрывших себя неувядаемой славой партизан Великой Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова и Николая Раевского, племянник Петра Ильича Чайковского, Юрий Львович получил хотя не очень систематическое, но разностороннее и по великосветским понятиям блестящее воспитание. Выросши в семье, которую охотно посещали крупнейшие художники, писатели и музыканты, Юрий Львович с детских лет приобщился к литературе, живописи и музыке.
Восьми лет он уже поет в церковном хоре, вылавливая ошибки в пении взрослых. Путешествуя по Европе, он посещает лучшие музеи и часами простаивает у шедевров мировой живописи. Он беспорядочно, но много читает. Блестящий конногренадер, дирижер танцев на придворных балах, в душе он сохраняет лучшие традиции своего рода. Будучи офицером, он заочно проходит курс агрономических паук в Боннской Академии. Рос он в знаменитой усадьбе Каменка, где дедом его был построен специальный домик для собраний декабристов, где витала тень одной из воспетых Некрасовым русских женщин — бабушки Давыдова —
<Стр. 42>
Раевской, где бывали Раевский и Ермолов, где Пушкин написал своего «Кавказского пленника», а Чайковский Вторую симфонию. Юношей Юрий Львович играет в любительских спектаклях, в которых В. Н. Давыдов, К. А. Варламов участвуют в качестве постановщиков. Освободившись от военной службы, он стремится к сценической деятельности. Он учится петь и начинает выступать в ответственных теноровых партиях. Увы! Во время появления инфлюэнцы в Харькове заболевают все тенора, на неокрепшие плечи Давыдова ложится непосильный репертуар. Он и сам схватывает простуду, но молодость неразумна — человек крепкого телосложения, он думает, что сможет безнаказанно выручить труппу, и продолжает петь с гиперемированными связками. Скоро наступает парез, и со сценой приходится расстаться. Но, любя театр, Юрий Львович становится антрепренером киевской оперы.
В первую мировую войну Юрия Львовича мобилизуют и назначают ввиду его познаний в сельском хозяйстве и животноводстве интендантом по снабжению армии мясом. С этого поста он после свершения Октябрьской революции попадает в органы Наркомпрода, где работает не покладая рук во время борьбы с интервентами и Колчаком. В дальнейшем Давыдов работает в различных органах по специальности агронома-зоотехника, пока возраст не вынуждает его к оседлой жизни и более спокойной работе. Тогда он организует музей имени Чайковского в Воткинске и добивается организации такого же музея в Каменке. В Клину, в домике Чайковского, в должности хранителя архива его дядюшки мы застаем Юрия Львовича и в наши дни, невзирая на преклонный возраст полного энергии и любви к порученному ему делу.
Но вернемся к периоду его антрепренерской деятельности.
В 1907 году он стал антрепренером Киевского городского театра. Условия аренды были довольно тяжелые: городские власти потребовали 60 тысяч рублей аренды в год и обязательной ежегодной постановки новинок, причем все оформление спектаклей (декорации, костюмы, бутафория) переходило в собственность городского театра.
Но самым трудным делом было обновление труппы, вернее состава солистов. В наши дни мы слушаем одних и тех же солистов десятилетиями — в то время больше двух-трех сезонов провинция одних и тех же солистов не принимала.
<Стр. 43>
Так как большинство опытных артистов Киеву было хорошо знакомо по антрепризе Бородая, новые хозяева решили обновить труппу молодежью — пусть зеленой, но свежей.
Первое, что для этого требовалось, это собрать певцов задолго до открытия сезона и приготовить с ними необходимый репертуар. Отсюда — впервые на частной сцене — возник план брать молодежь не на сезонную службу, а на годичную. Для того чтобы дать ей возможность работать спокойно, был положен первичный оклад в сто рублей в месяц, по тем временам совершенно обеспечивающий скромное, но безбедное существование. Был приглашен хороший состав концертмейстеров. Вот чем объясняется появление в Киеве талантливой молодежи: Балановской, Скибицкой, Тихонова и многих других. На поиски способной молодежи Давыдов выезжал в разные города.
В Харькове он отправляется к директору местного Музыкального училища И. И. Слатину, и тот представляет ему бедно одетую, в стоптанных ботинках, худую и полуголодную, но прекрасно сложенную и очень красивую женщину с великолепным голосом. Она замужем за таким же бедным, как и она, студентом, контракт с окладом в сто рублей в месяц для нее просто счастье, и она немедленно ставит под ним свое имя: Екатерина Дмитриевна Воронец.
Приехав однажды в Казань, Давыдов попадает на завтрак к председателю судебной палаты, и гостеприимный хозяин угощает гостей не только отменным столом, но и концертом своей молоденькой дочки Ольги. У нее оказывается очень приятное колоратурное сопрано. Еще нигде не учась, она великолепно, хотя и подражательно поет ряд колоратурных арий, и Давыдов не задумывается включить се в состав своей труппы. Ольга Шмидт впоследствии не станет знаменитостью, но вполне добросовестно и более чем удовлетворительно будет нести колоратурный репертуар в Киеве, а в роли Олимпии в «Сказках Гофмана» создаст очаровательную куклу, которая заставит публику не раз и не два ходить наслаждаться необыкновенным зрелищем и слушать прекрасно «механизированную» певицу.
Пользуясь всеобщим уважением, Давыдов легко прошел по выборам в антрепренеры (ибо антрепренер в Киеве выбирался городской думой) и занялся поднятием общей культуры театра, перенеся свое звание антрепренера на С. В. Брыкина.
<Стр. 44>
В репертуар киевского театра входили не только шедевры русской и западной оперной классики, но и все мало-мальски стоящие новинки. Для юбилеев поднимались оперы Моцарта или Доницетти, Беллини и других. Шли и детские спектакли: «Масленица», «Букварь», «Живые картины» и т. п. Бывали и чисто балетные постановки. Шла погоня за новинками веристов с Пуччини во главе. В отношении репертуара киевский театр не отставал от частных московских и одесских антреприз, в свою очередь заметно обгонявших казенные театры.
Будучи однажды поставленной, новая для Киева опера подолгу держалась в репертуаре. Ее давали хоть раз-два в год, но все же давали, чтобы она не забывалась исполнителями. Правда, отдельные произведения выбывали из репертуара на три и даже на пять лет, их возобновление уже требовало репетиций. В общем же количество названий опер, прошедших запять лет, доходило до шестидесяти пяти! Репертуар каждого сезона в среднем состоял из сорока пяти названий, из которых по меньшей мере пять составляли новинки или новые постановки.