Устаю. Еще бы: вызовы, конфликты, жалобы - "ведь это наконец и жителю берлоги, медведю, надоест". Написать бы о чем повеселее - ну, не о холере же в Одессе, конечно, а, скажем, о Чернобыле.
Мы там были вместе с Костей Вякиным из инженерного полка. Тоже майор, как и я. У
нас весь гарнизон такой: все офицеры, кроме зеленых лейтенантиков, естественно, повоевали в Афгане, а половина, сверх того, и в Чернобыле.
Порядок в нашем чернобыльском медсанбате был такой: врача сменяет врач из твоей
же части и больше ниоткуда. А посылали сроком на шесть месяцев. И вот пришел черед
стоматолога, старшего лейтенанта Лярского, а он задержался в отпуске где-то в Сибири, вроде заболел на неопределенный срок. Из действующих врачей в наличии был только я и
хирург. Все остальные кто в длительной командировке, кто в отпуске - словом, ехать выпало
мне.
Приехал рано утром, нашел медсанбат.
Такая благостная тишина, птаха какая-то над головой посвистывает, березки такие
молоденькие, зелененькие, муравьи на тропинке суетятся, бегают взад-вперед. Хорошо!
Ни души. Думаю, дрыхнут они там, внутри, не стану мешать. Присел на лавочку у
крыльца, покуриваю, и так мне покойно, как уже забыл когда и было.
Часов около восьми подходит к приемному отделению машина с больными, из нее
выбираются два "партизана" (резервисты, волосатые, бородатые, в мятых гимнастерках бэ/у
второго срока, лет по тридцать- тридцать пять).
Из двери приемного показалась медсестра - молоденькая, симпатичная, но тоже какая-
то мятая.
- Девушка, лапушка! - сразу расцвел, заулыбался бородатый волосатик с
сержантскими лычками на погонах. - Нельзя ли с вами познакомиться?
Девушка обвела их мутным - явно с похмелья - взором, сказала устало:
- Валите, мужики, вон в ту дверь. От ваших знакомств у меня уже третью неделю... не
просыхает.
У волосатика отвалилась челюсть, они с товарищем тихо, даже как-то бочком
обошли душечку-лапушку и скрылись в приемном.
- А ты, майор, новый шеф терапии, что ли? Заходи в лабораторию, отметься!
- Почему в лабораторию? Где комбат?
- Там все. Вечером спирт получили, так что сегодня - День лаборанта.
- Понял, иду.
Новый праздник. Завтра, значит, будет День аптекаря, потом День писаря, потом...
Словом, потом будет очередной День. Похоже, здесь не очень-то скучают.
...Впервые еду из Рудакова в Чернобыль. Там у нас медпункт - два врача, две сестры, лаборантка.
Дорога Брагин - Комарин - Чернобыль. Граница Зоны.
Справа от дороги - Зона, слева - нет.
Справа деревни выселены, слева живут, как и жили.
Впечатление такое, что какой-то дядя в больших погонах однажды наклонился над
картой, отыскал Чернобыль, воткнул в него ножку циркуля, обвел круг диаметром тридцать
километров. И вот результат: справа иллюстрация к "Пикнику на обочине" Стругацких, то
есть заброшенность, даже не смерть, а какая-то не-жизнь; слева, буквально в двадцати
метрах, живут как ни в чем не бывало.
И плакаты вдоль дороги соответственные: слева "Дадим Родине хлеба... мяса...
молока" и т.п.; справа - маленькие желтые "Радиация! Въезд запрещен".
Вокруг желтой таблички бродят две белые козы, жуют травку. Неграмотные, что с
них возьмешь. А потом, они ведь не въезжали, просто перешли дорогу. И молоко-мясо все
же нужно давать, куда денешься. И людям за дровишками сходить некуда, кроме как в лесок
за желтой табличкой...
Но, если честно, нам, медикам, в Чернобыле жилось неплохо. Куча веселых, умных
мужиков из всех белорусских больниц и военных госпиталей, любвеобильные сестры, бесплатное питание, спирта и времени квантум сатис, т.е. сколько влезет. Такой душевной
командировки в моей жизни до этого не было. И не будет.
Если, конечно, забыть радиацию. Забыть легко: радиация - это совсем не больно.
Подумаешь, легкий металлический привкус во рту в некоторых местах Зоны, слегка
подсевший голос - только и всего.
Правда, через год умерла от острого лейкоза давешняя лапушка-лаборантка. И было
ей отроду двадцать четыре года. Еще через год рак гортани у одного из докторов.
Я пробыл там вместо положенных шести - восемь месяцев. Мое везенье: надо ж было
моему сменщику за день до отъезда сюда надраться до полного умопомрачения (от радости, радо полагать), оседлать мотоцикл и на полном газу врезаться в телеграфный столб. Беднягу