Если проехать сотни и тысячи километров по течению таких рек, обследовать их отмели и обрывы, посетить по пути краеведческие музеи приречных городов, то можно собрать и изучить новые превосходные палеонтологические материалы, а в результате сложится более или менее полная картина смен фаун и флор, прошлых ландшафтов и сдвигов ландшафтных зон. Такие путешествия будут недороги, доставят массу впечатлений, особенно если применить для этого собственную моторную или даже весельную лодку.
Пока же надо было торопиться. Страна ощущала острую нехватку электроэнергии. Наступала эпоха строительства гигантских ускорителей, разрабатывались грандиозные планы устройства плотин и электростанций на ряде равнинных рек. Это означало, во-первых, что будут сделаны обширные выемки грунта в пределах речных долин, а следовательно, — подняты на поверхность фаунистические остатки. Во-вторых, костеносные песчано-гравийные линзы в берегах и отмели должны будут на десятки или сотни лет уйти под толщу вод великих искусственных озер — водохранилищ.
Уже при строительстве Цимлянской ГЭС в конце 40-х годов к нам в Зоологический институт Академии наук поступили массовые сборы костей и косточек от ископаемых крупных и мелких зверей. В долине Дона археологи вели тогда раскопки слоев древних поселений, а геологи исследовали обнажения и бурили скважины для обоснования и прогнозов берегов будущего водохранилища. Палеонтологам было много работы.
Теперь, в 50-х годах, определения фаунистических остатков из долин Волги и Камы мы вели на основе прочного содружества с геологами Гидропроекта. Нам пришлось наметить очередность в собственных путешествиях по водным магистралям. Их было много: на севере — Онега, Северная Двина, Печора, на юге — Прут, Днестр, Днепр, Дон, Волга, Урал. Разведки по ним и их притокам требовали нескольких лет полевых работ, с подготовкой молодых кадров помощников.
Первая наша палеонтологическая экспедиция была совершена в 1950 г. по реке Уралу. Это был маршрут около 1000 км с севера на юг, резавший зону лесостепи, степи и полупустыни.
В селе Январцеве, что выше города Уральска (в прошлом — Яицк) на полтораста километров, в 1948—1949 гг. работала экспедиция Зоологического института Академии наук СССР. От ученых требовалось биологическое обоснование большого государственного эксперимента — устройства мощной полезащитной лесной полосы по степям Приуралья. Эту будущую полосу нужно было защитить от потенциальных врагов из мира насекомых, зверей и птиц. Такая тематика была тогда модной и легко финансировалась. Поэтому ее называли не только лесополезащитной, но и «самозащитной».
Известно, что любая наука начинается с истории. Потребовалось и в данном случае историческое обоснование формирования природных ландшафтов и фауны этого участка нашей страны. Разведка в районе Январцева в 1949 г. показала обилие остатков крупных млекопитающих четвертичного периода на отмелях — пляжах реки Урал. Здесь был обнаружен ископаемый череп лося, первобытного бизона, кости мамонтов, лошадей. Самой интересной находкой оказался череп кроманьонца — явного европеоида, погибшего, вероятно, невдалеке от какой-то позднепалеолитической стоянки. Череп лежал в небольшой лужице на обширной отмели левого берега, среди обломков верхнемелового известняка. Крупная буровато-коричневая мозговая коробка была совершенно цела. Выпуклые надбровья ограничивали загадочно смотревшие на мир орбиты. В тех же местах была найдена тяжелая черно-бурая лопатка первобытного бизона, порезанная кремневым острием. Найден был и наконечник гарпуна, изготовленный из стенки рога северного оленя.
После тренировочного палеонтологического похода на веслах с двумя «лаборантскими силами» от Январцева до Уральска в сентябре 1949 г. стала очевидной будущая польза от организации большого перехода Уральск — Гурьев, всего на 986 км.
В конце августа 1950 г. я приобрел в Уральске плоскодонную лодку грузоподъемностью около тонны и оборудовал ее под рульмотор РМЛ-2. Этот моторчик весом в 28 кг имел две с половиной лошадиных силы на поршне. Его бачок вмещал два литра бензина, которых хватало как раз на 10 км езды вниз по течению. Таким образом, мне предстояло заправить его почти 100 раз, что грозило тетраэтилсвинцовым отравлением. Горючим мы должны были запастись в Уральске, а потом еще раз — в Индере. На бортах у носа я вывел тушью надпись «Saiga», которая должна была до известной степени символизировать подвижность суденышка. В Речном управлении Уральска мне любезно дали лоцманскую судоходную карту реки крупного масштаба. В магазинах удалось снабдиться крупой, сахаром, маслом, а на складе горючего раздобыть по открытому листу сотню литров крашеного вонючего бензина и 10-литровую канистру моторного масла. Теперь, уютно устроившись в белом домике у приветливой пожилой четы на крутом берегу Урала, я был «кум королю». Оставалось только дождаться из Ленинграда моего спутника — И. М. Громова, специалиста по мышевидным и иным грызунам, который должен был оставить свои учено-секретарские дела и прибыть на старт.