Нужно ли говорить о смущении, охватившем меня?.. Оправдать имя, ставшее уже легендарным… честь, доверие партии… ответственность.
Марк Апкарович кивнул мне:
— Будете говорить со своим отрядом, товарищ Батя!
Усилием воли я подавил смущение и стал говорить о тех трудностях, какие не перечислил товарищ Попов: о тяжелом, изнурительном повседневном труде партизана. Будет и романтика боев и диверсий, но гораздо больше будет кровавых мозолей на руках. Камни придется таскать на своих плечах. Рубить деревья. Долбить почву, твердую, как железо, и пить воду из гнилых болот и грязных луж. Кто слаб физически, пусть мужественно встанет и уйдет.
Я нарочито сгущал краски. Но не зря с такою тщательностью подбирали мы этих людей — среди них пугливых не оказалось. И, должен забежать вперед, никто из них в отряде не отказался ни разу ни от какой работы, и никогда я не слышал от них жалоб.
— Комиссаром вашим будет товарищ Голубев, — сказал Попов, указывая на Беседнова.
Сегодня, когда я пишу эти строки, многое, что волновало нас в те дни до глубины души, стало уже привычным. Но и сегодня я не могу без волнения повторить слова присяги партизана, которые впервые произнес в ту ночь:
«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического советского народа, клянусь…»
Голос сына моего Евгения звучит и поныне в моем сердце:
«…Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство коварного фашизма».
Каждый из товарищей вкладывал в слова присяги всю свою душу, и потому слова эти у каждого звучали по-новому. Железная воля и глубокое презрение к изменникам Родины слышались в голосе Ветлугина:
«…Если же по моей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
Клятву каждый подтвердил своей подписью. Комиссар Голубев — он был бледен и суров — держал в руках плотный лист бумаги, на котором все расписывались.
Я приказал партизанам разойтись по домам, проститься с близкими и, захватив с собою две смены белья, через три часа явиться в назначенный пункт, откуда отряд и выступит.
Опустевший зал заседаний партийного комитета стал неуютным и гулким. Мы поневоле заговорили вполголоса. Нас теперь было четверо: Попов, Евгений, Голубев и я. Попов сказал:
— Вспомним, товарищи, о недавней диверсии на комбинате… И о технике Свиридове: кто из нас мог предположить, что Свиридов окажется немецким шпионом? — Он взял из рук Голубева лист с подписями и не то с болью, не то брезгливо сказал: — А что, если среди них тоже есть немецкий шпион?
Помню, как вздрогнул выдержанный всегда Евгений.
— Предатели могли пронюхать об отряде и подсунуть в него шпиона. — Попов стал читать фамилии: — Ветлугин…
— Нет! — выкрикнул Женя.
— И я знаю, что нет, — засмеялся Марк Апкарович. — Бибиков…
— Нет…
— Литвинов…
— Нет.
«Нет», «нет» и «нет», — повторял Женя до самого конца. Попов вздохнул, свернул список в трубку и, передавая его комиссару, сказал:
— Хорошо, если нет… А если есть? Смотри, Женя, не забывай о бдительности. Конспирация и в горах — главное. Пусть никто не узнает, на чьих минах будут рваться немецкие поезда. Ваша слава, если заслужите ее, от вас не уйдет.
Мы не простились с Поповым: было условлено, что он догонит нас в станице Крепостной, на первой нашей стоянке.
— А на всякий случай, если мне придется отступать другим путем, вот вам мой наказ: кому много дано, с того много спросится. Вы должны воевать так, чтобы вами гордились честные люди всего мира. До скорого свидания, товарищи!
Свиданию этому не суждено было состояться. Марка Апкаровича мы не увидели больше никогда…
Глава V
В этот день — девятого августа — наша жизнь резко и надолго изменилась. И мне ли забыть наш уход из Краснодара?..
Уже начинал брезжить рассвет. Отряд был в полном сборе, на комбинате. В углу казармы, которую мы покидали, как свой дом, лежали горой припасы, полученные нами. К счастью, накануне по настоянию доброго гения нашего, Головинской, директор завода натуральных соков отдал нашему отряду две пары лошадей и трактор с прицепом. На него-то мы и спешили погрузить наши припасы.
Как сигнал торопиться, раздался с юго-западной стороны города оглушительный грохот: начали выводить из строя предприятия. Кто-то из партизан сказал:
— Я этот завод строил…