И вот на станичной улице появилась необычная процессия: впереди шли комендант и Мирошниченко, за ними — Штейн с адъютантом, сзади — молчаливые телохранители.
Несмотря на недавнее ранение и головную боль, Штейн на этот раз оказался неутомим. Он обошел несколько домов и неизменно браковал их: то комнаты были слишком велики, то они были слишком малы, то окна выходили в сад и это Штейна не устраивало, то они выходили прямо на улицу, а Штейн боялся пыли. Комендант уже отчаялся угодить разборчивому гостю, он уже водил Штейна подряд во все дома, как вдруг неожиданно Штейн остановился на одной хате — она принадлежала Дарье Семеновне, — той самой хате, в которой всего лишь несколько дней назад скрывались Бережной и Николай.
Хата ничем не отличалась от соседних, и горница, которую выбрал Штейн, была меблирована очень скромно. Но Штейн нашел, что здесь идеально чисто, и комендант не стал противоречить. Мирошниченко услужливо справился, надо ли удалить хозяйку или ей будет разрешено остаться? Дарья Семеновна стояла в горнице и бледная как полотно смотрела то на Штейна, то на атамана.
Штейн медленно подошел к Дарье Семеновне, внимательно посмотрел ей в лицо и раздельно сказал по-русски, с сильным немецким акцентом:
— Хозяйка останется. Она будет обслуживать меня.
Потом, повернувшись к коменданту, сказал по-немецки:
— В случае необходимости я сам вышвырну ее вон… Вы свободны, господин комендант.
Выйдя из хаты и пройдя шагов десять, Мирошниченко обернулся. Он увидел: на крыльце хаты уже стоял как изваяние один из телохранителей Штейна.
На следующий день атаман и комендант станицы раза три приходили проведать гостя, но не были допущены к Штейну. На крыльцо выходил адъютант и говорил им, что господин Штейн чувствует себя недостаточно хорошо и не может еще заниматься делами. Сказалось нервное волнение и старое ранение господина Штейна.
Ночью любопытный атаман, крадучись, прошел к дому Дарьи Семеновны в надежде понаблюдать за тем, что делает Штейн. Ему показалось, что какая-то тень мелькнула в саду по направлению к дому. Но стоило атаману сделать несколько шагов, как из темноты вырос один из телохранителей и раздалось грозное:
— Назад!
Рано утром атаман подкараулил у колодца Дарью Семеновну и начал ее расспрашивать о госте. Хозяйка ответила, что Штейн почти весь день пролежал в постели, потом поздно вечером вызвал к себе адъютанта и долго с ним разговаривал, перебирая какие-то бумаги. О чем между ними шла речь, она не знает: гости говорили по-немецки.
Утром Штейна снова посетил комендант. На этот раз его приняли. Предложив ему сесть, Штейн кратко и сухо сказал о недовольстве командования германской армии недопустимо медленным сбором хлеба как в самой Варениковской станице, так и в окрестных хуторах. Он считает, что в этом прежде всего виноваты немецкие коменданты. Не в меньшей мере повинны старосты и начальники полиции. Поэтому он требует немедленно доставить все документы, касающиеся сдачи хлеба, — планы, разверстку, ведомости выполнения, адреса и фамилии злостных несдатчиков — и передать их адъютанту. Вечером в доме управления необходимо собрать всех атаманов, старост и начальников полиции. Если позволит здоровье, он сам предупредит их, что германское командование с ними шутить не намерено.
Приказ Штейна был выполнен точно: документы доставлены, атаманы, старосты и начальники полиции собраны в указанный час.
Еще до наступления сумерек комендант зашел за Штейном, чтобы сопровождать его в дом управления. На улице гостя с одной стороны сопровождал комендант, с другой — адъютант, неся тяжелый, объемистый портфель. Сзади, держа руки на спусковых крючках автоматов, шли телохранители. На площади стояли группы полицаев, охранявшие прибывших станичных атаманов, старост и начальников полиции.
В доме управления Штейна нестройно приветствовали собравшиеся. Штейн сел за стол, рядом с ним поместился его адъютант, поставив свой портфель у ножки стола. За спиной Штейна встали телохранители.
После короткого вступления коменданта начал говорить Штейн. Он повторил то, о чем беседовал утром с комендантом. Только на этот раз он говорил на ломаном русском языке, с трудом подбирая нужные слова. Но собравшиеся все же поняли главное: начальство гневается на их нерадивость и грозит всякими карами.
Неожиданно Штейну стало плохо. Не закончив начатой фразы, он схватился за голову. Превозмогая боль, он с трудом поднялся из-за стола, приказал собравшимся не расходиться: адъютант проводит его домой и, вернувшись, продолжит собрание.