Из осторожности, желая точно проверить полученные сведения, мы несколько помедлили с арестом. Убедившись же окончательно в правильности донесений, мы решили арестовать их. Было арестовано всего шесть человек, в числе которых и наблюдавший за ними товарищ. Когда они по одиночке были доставлены в штаб, то при допросе вначале не сознавались. Но когда их уличили и каждому указали, что именно, когда и в каком месте ими было сказано то-то и то-то, они начали сваливать вину друг на друга и в конце концов обвинили во всем некоего Сперанского, выставив его инициатором. Этот Сперанский был при Керенском, кажется, председателем губернского земства в Перми. Из пяти человек четверо были расстреляны. Так был ликвидирован заговор, после чего мы организовали еще более бдительную конспиративную разведку.
Разложение не миновало и наших отрядов. Один из самых сильных отрядов (шеломовский), стоявший в деревне Канарай и вооруженный на 50 проц. пятизарядками, решил «хорошо пожить». В этом отряде была группа, человек 10 во главе с Пронюшкиным, одетая в полную белогвардейскую форму. И вот эти люди начали разъезжать по деревням, где под видом якобы посланных Красильниковым облагали крестьян налогами, брали деньги, самогон и вообще все, что только подойдет, и доставляли все это в свой отряд. Когда нам об этом сообщили, мы решили немедленно в корне пресечь это безобразие. Пронюшкину и Кузьменко было немедленно предписано оставить фронт и явиться к нам. Последние, решив порвать со штабом, все же сразу на открытый разрыв не пошли, но предписание штаба выполнить отказались под предлогам невозможности оставить фронт открытым. Тогда к ним был послан тов. Гришненко с первым эскадроном, под командой тов. Ефрема Рудакова{21}. Гришненко устроил у них собрание, и они, главным образом, под угрозой со стороны эскадрона Рудакова, вынуждены были выполнить наше предписание и явились в Тасеево.
Е. К. Рудаков.
У себя на совещании этот отряд постановил не давать арестовывать Кузьменко и Пронюшкина. В Тасееве их поместили в Народный дом.
Перед нами стаяла задача взять Пронюшкина, но он все время держался среди людей своего отряда посредине, и к нему никого не подпускали. Штаб пошел на хитрость: кто-то из товарищей крикнул, что один из пьяных выхватил бомбу и бросает ее в помещение Народного дома (о том, что это было подстроено нами, никто не знал). Все находившиеся в здании партизаны в сильной панике бросились к дверям, к окнам и, выбивая стекла, выскочили на улицу. В штабе среди непосвященных также произошла большая сумятица. Во время этой паники Пронюшкин был нами схвачен и убит.
Отряд был снова собран в то же здание, где людям была разъяснена необходимость принятых мер. Пыл схлынул, ребята отрезвели и успокоились. Был назначен новый начальник отряда и вообще отменена выборность начальствующих лиц в этом отряде{22}.
На следующий день отряд был отправлен обратно. Этими мерами удалось восстановить повсюду нормальную дисциплину. Оставшиеся в живых приверженцы Пронюшкина были переведены в сборную роту, в распоряжение коменданта внутренней охраны села Тасеева.
В то время вокруг Тасеева повсюду была расставлена охрана для того, чтобы без разрешения никто не мог въехать и выехать из села, и вообще для поддержания порядка.
Как наследие от прежних времен население имело массу самогоночных аппаратов и в виде подарка высылало Красной Армии{23} самогонку. Переведенные из отряда Пронюшкина в комендантскую команду организовывали встречу крестьян, везших вино: останавливали их, отливали часть самогонки для себя, и таким образом продолжали вести прежний образ жизни.
Коменданту было дано распоряжение прекратить пьянство и безобразия.
Когда были приняты решительные меры и установлен усиленный надзор за этой группой, то эти молодцы, зная от кого исходит приказание, решили осуществить задуманное еще раньше офицерами. Собравшись, они долго совещались и решили часов в 12 прийти к штабу и через окно пристрелить меня, а самим разбежаться в разные стороны в расчете на то, что, если они убьют Яковенко, то белогвардейцы их помилуют и расстреливать не будут. Но один новобранец выдал их. Немедленно вся группа была арестована и доставлена в штаб, где, в присутствии всего наличного гарнизона и родственников арестованных, был устроен суд. Приговором суда трое из шестерых были присуждены к высшей мере наказания. Решено было придать этому делу широкую огласку, провести агитационную кампанию против развивавшегося хулиганства. Отряды были оповещены о совершенном преступлении, и бойцы требовали немедленного расстрела всей группы заговорщиков, что и было выполнено.