П. А. Астафьев.
В октябре нашим товарищам, стоящим на правом берегу Енисея, удалось завязать связь с противником, находящимся на левой стороне Енисея в деревне Казачьей, и переправить туда наши воззвания, газеты. Под влиянием нашей агитации солдаты арестовали своих офицеров, и под руководством наших, ранее конспиративно действовавших товарищей, весь гарнизон в количестве двух рот при нескольких пулеметах перешел на нашу сторону.
В ноябре белогвардейцы, подкрепив свои гарнизоны, решили произвести наступление на один из занимаемых нами участков. Узнав об этом, мы, не дожидаясь подхода противника, решили дать ему бой в пути. Наступающий отряд был численностью около двух с половиной тысяч: тысячи полторы пехоты и целиком 1-й Иркутский казачий полк.
Наши, окопавшись верстах в двух за деревней Уликоль в снегу, начали бой. Противник открыл артиллерийский огонь. Нами у озера Уликоль на одной сопке была сделана засада из трех кавалерийских эскадронов. Когда завязался бой, среди белых началась паника, и наши три эскадрона отрезали у противника группу человек в 300. Бой дошел до рукопашной, но у противника на другой сопке в засаде был целый казачий полк, и когда наши, захватив еще человек 100, погнали их в тыл, засада белых открыла огонь из пулеметов, поражая как наших, так и своих. Мы понесли потери — 15 партизан и двух командиров эскадронов. Разобравшись, однако, в чем дело, все же угнали человек 100 пленных в тыл и вынесли своих раненых. Противник немедленно отступил, и все трофеи на этом поле битвы были нами подобраны. Такие военные операции продолжались до самого конца.
Одновременно продолжалась и организационная работа. В ноябре был созван 2-й армейский съезд, на котором я не участвовал, так как лежал больной тифом. Этот второй съезд мало чем отличался от первого, разве только тем, что идеи внутренней демократии на нем были выявлены несколько сильней.
К декабрю противник ослаб не столько количественно, сколько морально, и ни к каким боям уже не был способен. Наши действующие отряды в течение двух недель сняли все гарнизоны. Противник от Шеломков отступил. Рождественские и абанские гарнизоны сдались при первом нашем наступлении. Почти каждый день приносил нам известия о сдаче того или иного отряда. Солдаты мокрушинского гарнизона арестовали 15 офицеров и только двух привели в наше распоряжение, а остальных уничтожили сами, по их словам, «как негодных». Происходило полнейшее разложение.
Мы подтянули нашу армию к Канску, и армейский совет устроил свою резиденцию в Курайской волости, в селе Курае, верстах в 60-ти от Канска. Отряды же были расположены верстах в десяти от него. Тогда стали разрабатывать план наступления на Канск.
После того, как Колчак проехал Канск, в городе началась паника, и дня через два после этого общественные деятели, кооператоры и другие, устроив собрание гарнизона и всех общественных организаций, решили послать к нам делегацию от земства, кооперации и гарнизона — всего человек 9[9]. Этой делегации было поручено начать с нами мирные переговоры, чтобы предотвратить бой в самом городе. Вступив в переговоры, мы продолжали перегруппировку сил, но приостановили активные действия. Заседание с делегатами продолжалось недолго, всего часа 4. Мы продиктовали им свои условия: властью до прихода Красной Армии признается армейский совет Северо-Канского фронта; производится полная реорганизация гарнизона по нашему плану и под нашим руководством; командный состав гарнизона должен быть нами пересмотрен. Было еще предложено не признавать колчаковские деньги, которых мы не признавали и раньше, но ввиду отсутствия другой валюты мы от проведения этой меры временно воздержались. На вопрос, как обстоит у них дело с чехами и сколько их, делегация ответила, что чехи занимают линию железной дороги и не подпускают к себе на расстоянии десяти верст ни красных, ни белых, т. е. создали нейтральную зону в обе стороны от полотна железной дороги, что в Канске на станции стоит до 40 эшелонов, в Красноярске — до 70 и приблизительно такое же количество на участке между Канском и Красноярском, т. е. всего более 150 эшелонов.
9
В состав делегации входами от гарнизона Семенчук и меньшевик Матасов, от кооперации — Каральчук, от рабочих-металлистов — коммунист Маслюков, остальных не помню.