Но главного «майор» не выдавал — цели своей шайки, имена и приметы соучастников. Наконец, нам это надоело.
— Слушайте вы, сын холеры и чумы, — загремел капитан, — долго вы будете путать черное с белым и кислое с пресным?
«Майор» привстал, пораженный столь неаристократическим вступлением.
— Сиди! — старшина спокойно опустил ему кулак на плечо, так что стул под «майором» едва не ушел в пол. — Душу выну!
— Майн Готт! — вскрикнул испуганный майор. — Я все скажу.
— Говорите, — приказал я.
— Я действительно майор, — торопливо забормотал задержанный и вдруг задрожал: это зашевелился в своем углу старшина. Он был хмур, необыкновенно внимателен и по глазам было видно, что старшина готов к немедленным, решительным действиям, и не удивительно — он первый раз в жизни своими глазами видел настоящего шпиона.
Этот тип действительно оказался майором — майором войск «СС». Звали его Вилли Грюнвальд. Он окончил офицерскую школу в городе Бромберге, много лет выполнял различные «деликатные» поручения фашистской военной разведки «Абвер» и гестапо, в совершенстве выучил русский язык. Сюда майор был переброшен недавно и несомненно принадлежал к какой-нибудь тайной нацистской организации, но категорически отрицал связь с кем-либо. На вопрос, что он делал в костеле, Грюнвальд нагло заявил, что ходил молиться. Долго пришлось с ним повозиться, и под утро я не выдержал.
— Вот что, Грюнвальд, довольно вилять. Если хотите жить, — говорите. Не хотите — расстреляем ровно, — я взглянул на часы, — через десять минут…
Я врал. Самым бессовестным образом врал — никогда бы я его не расстрелял, никто мне таких прав не давал, я просто хотел попугать нациста, нанести ему удар «по нервам», перешел, что называется, в психическую атаку.
«Майор» молчал. Я скомандовал:
— Старшина, вызвать отделение солдат. Этого в расход.
«Майор» вскочил, зашатался. Я подмигнул старшине.
— Ладно, расскажу. Меня перебросили сюда в марте. Задание: выяснить дислокации воинских частей, их номера, вооружение, сеять ложные слухи, — майор замялся.
— Продолжайте, продолжайте.
— Дезорганизация, нарушение связи, паника, провокации…
— Не забудьте про гранату, которую вы швырнули в госпитальный клуб.
— Я имел и задания террористского характера…
— Вот гад! — не удержался старшина.
Я выразительно посмотрел на него, старшина смолк.
Я резко спросил:
— Зачем убили Сибирцева?
— Кого? Простите?
— Лейтенанта Сибирцева, работника комендатуры.
— Клянусь сединами покойной матери — не трогал его.
— Опять изворачиваетесь?
Но Грюнвальд клялся страшными клятвами, что Сибирцева никогда не видел.
— Кто действовал с вами? Ну!
— Вальтер.
— Начальник станции?
— Да, он с нами.
— А еще?
— Пан Иорек — ксендз.
— Как, с вами работал поляк?
— Он такой же поляк, как вы эфиоп. Работает на нас с 1914 года, происходит из старинной прусской семьи.
— Еще кто?
— Были двое. В самолет попал зенитный снаряд. Нас перебрасывали через линию фронта по воздуху…
— Они погибли!
— Так. Все?
Внезапно меня осенило. Я достал из нагрудного кармана записную книжечку Сибирцева и показал Грюнвальду рисунки лейтенанта.
— Что это такое?
В глазах фашиста блеснул страх, он побледнел и испуганно спросил.
— Значит вам все известно?! Боже, я пропал!
Я промолчал. Грюнвальд, захлебываясь, заговорил.
Да, он все расскажет, ничего не утаит. Его и других послал «Стальной шлем» — тайная, широко разветвленная фашистская организация, насчитывающая тысячи членов. — «Штальгельм», — захлебывался словами Грюнвальд, — очень разветвленная, могущественная организация. — Он еще долго перечислял многочисленные фашистские «достоинства» «Стального шлема», говорил о нем с плохо скрываемой гордостью.
«Погоди, — думалось мне, — ударим и разлетится твой „Стальной шлем“ на мелкие кусочки»…
Пришел капитан, сел напротив, не глядя на гитлеровца, спросил в упор.
— Для чего был совершен дневной налет — раньше этого не наблюдалось?