Я озадаченно смотрела на него: Василий менялся на глазах — забыл свои народные словечки, говорил как интеллигентный человек. Наверное, творчеством занимался, таланта не хватило и, вместо того чтобы смириться, все пропил или спустил на наркоту. Сознание расширял. Слабак! Вспомнилось, как тянуло попробовать эти волшебные штучки, отвлечься, забыться и хоть на минуту стать счастливой. Но на мне был ребенок и я, сжав зубы, лихорадочно переводила и превращала в шедевры романчики, чувствуя, как каменеют мозги, забываются слова и мой писательский дар медленно, но верно исчезает в никуда.
Пес сел на дорожку и сделал акробатический этюд, почесав за ухом действующей задней ногой.
— А с какой стати вы его Трехой называете? У него же четыре лапы.
— Четвертая теперь фиктивная, будет болтаться для красоты.
— А может...
— Нет, не может! — твердо сказал Василий. — Я в таких вопросах специалист: мне много раз руки-ноги ломали и я сам по пьяни ломал. Знаю, что говорю.
Я устало прикрыла глаза. От этих слов повеяло мраком, страшной, пещерной жизнью. В который раз подумала, что животных намного приятнее любить, чем людей.
— Красивый у тебя перстень, — вдруг жестко произнес Василий.
Снова взор его нехорошо, по-вороньи блеснул из-под бровей. Я хотела пискнуть, что это бижутерия, но вместо этого гордо расправила плечи и, бесстрашно глядя в глаза, подтвердила:
— Красивый. Если помните, я люблю красивые вещи, сумки например.
— Настоящий?
— Старинной работы.
— Вижу, что настоящий, я в камушках тоже разбираюсь.
— Надеюсь, вы не забыли, что я спасла вам жизнь? — с вызовом сказала я.
Он усмехнулся:
— Еще не забыл, только у людей память короткая, так что не светись, мать, и не вводи во искушение, как сказано в Евангелии. Не я, так другой — это тебе в назидание. Здесь много любопытных. А теперь иди по этой дорожке и никуда не сворачивай...
Он зашел за дерево и исчез. Треха кинулся следом, а я повесила пакет на тополиный сук и с достоинством пошла восвояси.
Глава 8
Кажется, я открыла глаза ранним утром, а возможно, это был поздний вечер: в комнате царил полумрак и было очень тихо. Нежный голубой свет лился из окон и превращал мою спальню в волшебный венчик крокуса, внутри которого была я...
Я встала, удивилась легкости своего тела и выскользнула на улицу. Вокруг все было так же, как вчера, и вместе с тем по-другому. Внезапно я поняла, что это сон — от этой мысли захватило дух, стало весело и страшно, как будто я неслась вниз по американской горке.
Вот и вход на кладбище, хотя ворота были другие: стандартную решетку заменили изысканные кованые завитушки, цветы и загогулины, словно это был вход в чью-то усадьбу, а не в мир скорби. Секунду я колебалась: туда ли пришла? Однако стоило легко коснуться — и ворота плавно распались на две половинки, приглашая проследовать внутрь. Я поняла, что меня ждут, и бесстрашно вошла.
За оградой начались сплошные сюрпризы. Исчез гневный ангел с изуродованным лицом, который встречал меня зимой. Теперь навстречу летело, едва касаясь мраморной сферы, прекрасное создание в струящихся по ветру каменных одеждах. Изящную голову украшали тугие локоны и лилии, крылья сверкали на солнце. «Ты прекрасен!» — сказала я ангелу и пошла дальше.
За ангелом, сомкнув ветви, стояли вековые деревья, а под ними разлилось лиловое море крокусов без конца и края. Я старалась не наступать на цветы, но скоро обнаружила, что не оставляю следов, и замерла от восторга: наконец-то я стала частью иного, волшебного мира! А возвращение... Я не думала о возвращении, чувствуя себя сидящей в машине времени. На кладбище было солнечно и, несмотря на будний день, на удивление многолюдно. Мимо не торопясь проходили мужчины и женщины в старинной богатой одежде, бегали стайки нарядных детей. Мне было немного жаль этих людей, я расчувствовалась, загрустила. И все же вовремя взяла себя в руки: моя задача — найти сторожку или хотя бы тот склеп...
Только я об этом подумала, как гуляющие бесследно исчезли и я снова одиноко брела, озираясь по сторонам. Я осознала, что все дальше и дальше ухожу в прошлое, поэтому никакой сторожки здесь быть не может, и в растерянности остановилась. Вдруг слева за деревьями звонко рассмеялись дети, и, невольно подняв глаза, я узрела знакомую крышу. Да, это был тот самый купеческий терем-склеп! А вокруг него бегали две девочки, похожие на кукол, в кружевных воротниках-пелеринках. Младшая девочка катила обруч на палочке, старшая в шутку пыталась его отнять, а в полумраке склепа белело ангельское крыло. Увидев меня, девочки замолчали, но не испугались и наперебой стали указывать пальчиками на вход.