— Странно! В каких отношениях состоял с потерпевшей? Любовник? отец? муж? опекун? Если знал, что девушка «вне нормы», почему не лечил, не контролировал?
— Я никто. Просто знакомый.
Василий испугался и на минуту пришел в себя.
— Тогда зачем себя винишь? У тебя нет никаких прав...
— Право человека у меня есть! А я — осел! — крикнул Василий.
— Тебе виднее. И все же человеческих прав для опеки недостаточно, поэтому случилось то, что должно было случиться. Так сказать, результат безответственного отношения...
— Простите, лейтенант... — не выдержала я.
Голос куда-то пропадал, однако нужно было держаться. Вопли Василия были, мягко говоря, неконструктивными.
— ...А удар действительно был очень сильный? Что сказал врач? — с трудом выдавила я из себя.
— Сделают что могут, но шансов мало.
— Они так всегда говорят.
— А как же иначе? Разве можно отбирать надежду? Все-таки врачи, гуманисты!
— Боже, как жалко!
— Конечно, жалко, девушка красивая, но кто знает, что лучше? Я бы, например, лучше умер, чем в коме лежать после такого удара или ездить в коляске до конца жизни.
Василий издал звук, похожий на собачий вой.
— Это вы виноваты! Вы тоже виноваты! Она вас боится! У нее в жизни ситуация была...
— По-моему, это правильно, когда воры боятся полицию. — Парень пожал плечами. — Или я не прав? — Он повернулся ко мне: — Поверьте, я девушку не меньше вас жалею. Я даже попросил врача позвонить, когда будет ясность.
И тут же пронзительно запел его мобильник. Василий по-детски схватил меня за руку:
— Что?!
— Пока ничего.
Лейтенант медленно и неохотно поднес трубку к уху:
— Да! Я вас слушаю... Спасибо... Ну, ничего не поделаешь, все само по себе решилось. Говорят, все к лучшему.
Мы не посмели ни о чем спросить. Полицейский положил телефон в кармашек сумки, и вдруг его взгляд скользнул куда-то вверх, мимо наших голов, словно он проводил странную леди Рубенс, которая уходила в зовущий и манящий небесный мир. «Самое главное — войти в небесные двери! Кто-то вернется, кто-то останется...» — это было последнее, что она сказала мне в этой жизни. Оказывается, я запомнила и теперь, наверное, никогда не забуду.
— По-моему, все предельно ясно. — Лейтенант строго посмотрел на нас, и мы низко опустили головы. — Предлагаю перейти прямо к делу. Свидетель, вы готовы? Будем протокол составлять?
— Я паспорт дома забыл, — прошептал Василий.
— У меня есть! Я стояла на остановке, я тоже свидетель — могу все рассказать.
Пришлось быстро соврать, потому что на самом деле судьба отвела мои глаза и я не видела, как погибла Валентина.
— Вы же говорили, что ничего не знаете!
— Нет, я просто... хотела, чтобы вы меня поддержали... Последняя надежда, так сказать...
Мы побрели за лейтенантом. Я обернулась, чтобы позвать Треху, понуро сидевшего у фонаря. И вдруг над магазином вспыхнула вся вывеска. Лиловый сверкающий неон и красные ободки вокруг букв горели, как глаза свирепого гиппокампа. Жуткий слоган издевательски подмигивал, моргал и разгорался все сильнее и сильнее. Электрическая вывеска кривилась и лопалась от хохота: «Лучшие... Лучшие вина! Лучшие вина в магазине “Мечта”!»
— Дама, вам плохо?
— Да, мне очень плохо. Я, наверное, тоже сейчас умру.
Глава 14
Из отделения мы вышли, когда улицу насквозь прошили золотые стежки фонарей и почти все путники благополучно добрались до своих или чужих квартир. Наша странная тройка одиноко стояла, раздумывая, как жить дальше, и все (даже Треха) старались не глядеть друг на друга. Но мы не спешили расходиться, предчувствуя, что разойдемся навсегда. Я злилась на Василия, из-за которого попала в историю. Особенно заводила мысль, что все случилось по врожденному легкомыслию.
— Вот и полюби дурака, — невольно сказала я вслух.
— Лежачего не бьют, — мрачно ответил Василий, ковыряя носком сапога край газона. И вдруг поднял на меня большие, круглые и удивленные, как у совы, глаза: — Аня, ты сказала «полюбила» или мне послышалось?
— Послушай, так нельзя! О чем ты сейчас думаешь? Из-за нас погиб человек, а ты...
— А я все равно о тебе думаю, — упрямо сказал Василий. — Пожалуйста, не сердись на меня. У меня, наверное, так голова устроена или сердце, что тут можно сделать?
Я совершенно растерялась, не понимая, что делать с таким признанием.
— У нас какое-то странное объяснение, и ты какой-то странный...
— Ну зачем об этом говорить? Нужно как-то пережить случившееся...
— Почему ты не сказал об этом раньше?