Штурман: Ладно, не куксись. Ничего не бывает зря. Зато новый опыт, и новые уроки и, в принципе, без особых потерь. Поверь мне, бывает гораздо хуже.
Пилот: И какие уроки?! Нафига всё это было надо!? О чём я думала!? Дура!
Штурман: Здрасьте пожалуйста! Теперь у нас самобичевание началось. Уроки какие спрашиваешь? Что ж повторим?
Пилот: Да что повторять то, было всё как у всех, сам же сказал. И этот страх, страх, страх вечно гонит. Страх чего-то не успеть, страх чего-то недополучить, страх, что годы уходят.
Штурман с улыбкой продолжает: Годы уходят, годы проходят, а у тебя всё не как у людей?
Пилот (вздыхая): Да! Всё не как у людей. Страх одиночества.
Штурман (шутливо): Одиночества? А как же я!? Я же с тобой!
Пилот: Да перестань ты! Мне не до шуток. Ты же понимаешь, о чём я говорю. А тут ещё померещилось чего-то в нём. Думала, а вдруг.
Штурман: Я же сказал, не померещилось.
Пилот продолжает, не слушая штурмана: Но на поверку, одиночество вдвоём оказалось гораздо хуже. Вот она тебе – обычная стандартная, как ты сказал, СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКАЯ, человеческая жизнь. Не хочу так, не могу. Если кого-то это устраивает – это их выбор, а мне такое не нужно. Жить, вообще, стоит только ради любви, всё остальное здесь чушь, не стоящая ломанного гроша!
Штурман (улыбаясь): Любовь? Так её можно прождать знаешь сколько! А как же годы? Уходят ведь? Не страшно?
Пилот вдруг иронично усмехнулась: Представь себе, уже нет! Не страшно!
Штурман: Так, значит оно того стоило. Считай, что от этого страха мы избавились. Я тебе тогда ещё сказал, если твоим решением руководит подспудный страх, то, скорее всего, это неверное решение.
Пилот: Ты хочешь сказать, что страх вреден? А разве страх существует не для того, чтобы мы стремились избегать опасности и тем самым сохранить свою жизнь?
Штурман: Ты говоришь скорее об осторожности, иначе говоря, о неторопливости, продуманности и внимательности в действиях, а не о страхе. Существует, понимаешь ли, очень тонкая разница между осторожностью и страхом. И многие путают эти понятия. Страх всё же ближе к некому безотчётному состоянию, неосознанному, я бы сказал к панике. Можно ли находясь в панике принять верное решение?
Пилот: Нет.
Штурман: А вот и неправильно! По теории вероятности даже это возможно. Но вероятность такого события ничтожна мала. Понимаешь?
Пилот (вздыхая): Понимаю.
Штурман (с улыбкой): Кстати о любви? А как ты узнаешь, что это Она – Любовь? А вдруг опять померещится что-то? Уговоришь снова себя, мол, вроде как, наверное, это оно? Или примешь что-то другое за любовь, как и делает здесь большинство? Резко вспыхнувшие эмоции, ну, там знаешь, весна, гормоны, то да сё.
Пилот (твёрдо): Если страха нет, и ничто тебя не гонит, взор не затуманен. Думаю, уговаривать себя не придётся. С гормонами тоже как-нибудь разберёмся.
Штурман (улыбаясь): Вот этот настрой мне нравится гораздо больше! Так держать!
Глава 8. Смерть всего лишь начало
Пилот читает: «Смерть вовсе не обязательный удел каждого живого существа. Скажем, бактерии бессмертны. В лабораториях, где им создана благоприятная среда, они живут неограниченно долго. Да и некоторые линии раковых клеток человека живут в пробирках уже около 100 лет, и умирать не собираются. Почему же должны умирать клетки человеческого организма? Да в том то и дело, что они, как правило, не умирают от старости. Они заканчивают самоубийством» (Директор НИИ физико-хим. биологии МГУ В.П. Скулачёв)
Пилот сама себе: И не удивительно, что они заканчивают самоубийством, в этом аду, который люди создали сами себе, это, пожалуй, единственный способ избавиться от долгих мучений. Если бы не животный ужас оболочки перед смертью, люди кончали бы самоубийством пачками. А кто виноват? Никто! Сами!
Штурман: Что за пессимизм тута у нас? Что за суицидальные настроения?