Штурман: «Убери руку, пилот! Ты утопишь её! Убери руку!», – техникам: «Усильте сигнал!»
Пилоту: «Убери руку! Это – приказ!»
Мысли пилота, ей как будто слышится издалека чей-то чёткий голос, и он приказывает: «Убери руку! Ты утопишь её! Погибните обе!»
Потом у неё в голове вихрем проносятся когда-то давно прочитанные правила поведения на воде, где описываются ситуации, как спасать утопающих, как утопающие могут буквально утопить своих спасателей, цепляясь за них и мешая им, и так и утаскивают их за собой.
И, хотя, тело пилота истерично вопит: «Жить!!! Любой ценой! Жить!!!», – пилот волевым усилием убирает руку. Рука подчиняется плохо, но подчиняется.
Последние мысли пилота: Так хотя бы она выживет. И у меня будет шанс, наверное.
Пилот закрывает глаза и прекращает борьбу.
Штурман: Она не бросит тебя, пилот. Ты же её знаешь, она не бросит.
Пилот не слышит штурмана.
Штурман: Пилот, пилот, открой глаза. Они тебе искусственное дыхание делать собираются.
Пилот, чувствует спиной, как волны слегка таскают её по каменистому берегу, кто-то держит её голову, слышит доносящийся откуда-то, будто издалека голос подруги, которая к кому-то тревожно обращается: «Ты умеешь делать искусственное дыхание?»
Путанные мысли пилота: Зачем искусственное дыхание? У меня же сердце бьётся. Не надо делать искусственное дыхание, когда бьётся сердце.
Штурман: Вот именно! Они тебе сейчас, по незнанию, все рёбра переломают! Открой глаза, пилот!
Пилот еле-еле разлепляет тяжёлые веки. Как болит голова, как тяжело, как жутко болит голова.
Глава 4. Робкие попытки
Она сидит в комнате за столом, на котором лежит карандаш. Взгляд её не отрывается от карандаша ни на минуту, на лице написана крайняя степень сосредоточения.
Штурман тихо и насмешливо: Ээээй, есть тут кто-нибудь? Да, перестань ты на него пялиться, всё равно он никуда не сдвинется, сколько ни трудись!
Она продолжает сосредоточиваться на карандаше в попытке передвинуть его силой мысли.
Штурман: И долго это будет продолжаться? Смотри, счас пар из ушей пойдёт! Ой, ой уже идёт! Гляди как мозги закипают!
ПилотШтурману, бросив попытки и с раздражением: Ты сам сказал, что это возможно! И что я это МОГУ!
Штурман: Сказал. И что? Если я сказал, что что-то возможно, это значит, что ты немедленно должна это делать?
Пилот: Я хотела попробовать, ну, или научиться.
Штурманнасмешливо: Двигать карандаши? О да! Это, должно быть, ценное умение! Интересно, и где ты собираешься его применять? Будешь жонглировать карандашами, дабы развлечь публику? Постой, я уже вижу это: Дамы и господа! Сегодня на арене цирка наша несравненная! Она исполнит неподражаемый трюк – жонглирование цветными карандашами при помощи мысли! Поприветствуем, господа!!!
Бурные аплодисменты.
Пилот: Это только начало, можно же делать что-то и посерьёзней!
Штурман: Посерьёзней? Жонглировать толстыми розовыми слониками что ли? Послушай, может тогда лучше ещё понавтыкать в себя игл там всяких, тоже ведь реально при должной сноровке то. А что: «Сегодня на арене, девушка – дикобраз! Она умеет жонглировать толстыми розовыми слониками при помощи мысли!»
Пилот: Хватит уже чушь нести!
Штурман: Почему же чушь? Вот для чего тебе эти самые сверх способности, а? Не надо, не говори, сам знаю – дабы возвыситься над толпой!
Пилот молчит.
Штурманиронично: Нет? Не это? Может, дабы заслужить уважение людей, а подразумевается – возвысится над толпой? Повысить самооценку, а подразумевается – хотя бы мысленно возвыситься над толпой? Развлечь людей, т.е. заслужить их внимание и через это повысить самооценку. И снова подразумевается возвыситься над толпой?
Пилот надулась и молчит.
Штурман: Хочешь что-то серьёзное сделать со своими способностями? А пойди ка для начала хотя бы просто посуду помой что ли. Глядишь, пользы-то больше будет. А то знаешь чем могут закончиться все твои трюки?
Пилот: И чем же?
Штурман: А тем, что в случае, если они у тебя получатся, ты не избежишь искушения кому-нибудь это продемонстрировать. А когда продемонстрируешь, то, Штурман изобразил парадную музыку и дробь барабанов: «Та-та-та и снова в нашем цирке». Ну, дальше ты поняла, и так далее по наезженной уже задолго до тебя схеме: Признание людей, ты – звезда! Возвышаешься надо всеми! Ловко жонглируя.
Пилот: Хватит, перестань уже издеваться!
Штурман: Я что, я ничего, да вот только именно так всё это и заканчивается. Есть, правда, и другой вариант. Если фокус не получается, то человек делает вид, что это в принципе сделать было невозможно! Знаешь, есть в этом такой утешающий момент, мол: «Я не виноват(а), этого просто не может быть в природе, поэтому у меня ничего и не вышло!» И знаешь почему так получается?
Пилот: И почему?
Штурман: А потому что люди не владеют даже собой, а хотят владеть миром! Вот ты, например?
Пилот: А что я?
Штурман: А кто вчера распсиховался из-за того, что перед ней забрали последнюю порцию её любимого мороженного!?
Пилот: Я не психовала!
Штурман: Внешне-то да, не спорю! Но какая волна ярости и обиды на несправедливость всего сущего прошла в мыслях! В общем, я долго смеялся! Ай-яй-яй. А ведь взрослый человек! Так психовать из-за пачки мороженного!
Пилот: Уйди, гад! Ты можешь хоть на минуту оставить меня в покое?
Штурман, улыбаясь: Ладно, гад уходит. А ты подумай.
Глава 5. Спасать, иль не спасать, вот в чём вопрос
Штурман наблюдает, как пилот при помощи листочка тетрадной бумаги пытается вытащить паука, который угодил в пустую ванную, и никак не может из неё выбраться.
Через некоторое время Штурман не выдерживает: Ну, и что это мы такое делаем?
Пилот: Я хочу его спасти, ему самому не выбраться, у него лапы соскальзывают.
Штурман: Не лапы, а ноги. Не зря ж их прозвали – членистоногие, слышала ж, наверное?
Пилот молча продолжает ковыряться с листочком, пытаясь подцепить им паука, который испугавшись, начинает носиться по ванной как угорелый.
Штурман: А просто рукой взять не проще?
Пилот: Ты что! Я ж его боюсь!
Штурман насмешливо: А, простите! Я забыл!
Некоторое время он молча наблюдает, затем не выдерживает: Я смотрю, вы оба в ужасе друг от друга. Если боишься его, зачем собираешься спасти?