поток от несущего винта. А вот и он, родимый, - снежный вихрь. Пока вижу землю.
Докладываю: «Землю слева вижу». В наушниках слышен голос Аркадьевича:
«Справа землю вижу». Но через несколько секунд фонари и ёлочки за бортом будто
тускнеют и размываются. И вот их, как не было. За блистером ревущая белая мгла.
Я потерял землю. Докладываю. В ответ всё такой же спокойный голос Владимира
Аркадьевича: «Земли справа не вижу». Опаньки! Вот оно, то самое! Нарвались.
«Спокойно, Саня, не дёргайся!», - говорю сам себе. Давай, как учили. Коррекцию
вправо. Движки добавляют мощности, шаг плавно вверх, режим до взлётного.
Ручку от себя, но не пережать, чтобы вертолёт сильно не опустил нос. Теперь
взгляд только на приборы. Так, идём без крена, держимся почти на курсе (ушёл на
три градуса влево), сейчас исправим, обороты в норме. Секунды тянутся длинные-
длинные, как осенние ночи. Мы вроде куда-то едем, нас тащит могучая сила, но
ничего пока не видно. Стрелка скорости прыгает, дёргается, но ещё нет устойчивых
показаний. В-о-о-т, вертолёт затрясся, переходя на косую обдувку. Да, когда же это
кончится?! Ух ты!!! Кончилось! Мы выскакиваем из вихря. За стёклами кабины
появляются заснеженные деревья, слева мелькает буровая вышка. Скорость плавно
нарастает, земля уходит вниз. Чуть крен не удержал, вот нас и повело на разгоне
вправо. Выровнял вертолёт. Успокоился. Начинаем всё сначала. Повторный заход.
Сейчас уже легче, часть снега мы на площадке всё-таки раздули. Действительно, на
втором заходе, я также уцепился за левые передние знаки щита. Вихрь появился, но
уже не такой лютый. И земля не потерялась. Сели, разгрузились, взлетели и
покатили на базу. Владимир Аркадьевич говорит: « Вот видишь, если не дёргаться,
и делать всё правильно - ничего страшного». Таких посадок потом было много, я
приобрёл опыт и дальше уже летал сам. Так же учил своих вторых пилотов. Потом
были сотни таких же посадок на заснеженные площадки, но спасибо науке, много
раз с благодарностью вспоминал своего командира. И каждый раз, когда
выскакивал из очередного снежного вихря, в голове звучал голос: «Главное, не
дёргайся Саня, и всё будет нормально». Теперь, когда я вижу взлетающий в
снежной круговерти вертолёт, я понимаю - каково это там в кабине экипажу. А раз
опять и опять вертолёт уходит из снежного вихря в зимнее небо, - значит, хорошие
у них были учителя.
«ШЕСТЁРКА»
«Когда уходим мы к неведомым высотам, За
нами в небе след искрящийся бежит,
Но первая любовь с названием работа,
Останется с тобой оставшуюся жизнь»
Ю.Визбор
Я очень хорошо помню, когда первый раз его увидел. Нет, сначала был звук.
Да, именно так, сначала был звук.
Тёплым августовским деньком 1977 года, мы с моим другом Вовой
Семёновым, рванули в «самоволку». Покинув расположение аэродрома Большая
Кахновка, принадлежащего нашему славному Кременчугскому училищу лётчиков
ГА, мы направились в микрорайон «Молодёжный». Этот микрорайон построен
около Кременчугского НПЗ (нефтеперерабатывающего завода), и находится
неподалёку от нашего аэродрома.
Чего мы попёрлись в «самоволку», не суть важно, то ли к девочкам на
свидание, то ли просто воли захотелось молодым восемнадцатилетним организмам.
Главное, что мы идём свободно по улице Молодёжного микрорайона, настроение
изумительное, здоровья, хоть отбавляй, в кармане три рубля. Короче, - выше нас
только небо, круче нас - только яйца.
И вдруг - этот звук. Мощный, низкий, звенящий гул и приглушённое хлопанье,
похожее на клёкот орла. Мы с Вовой синхронно завертели головами, пытаясь
определить источник звука. Он, этот звук, приближался, заполняя собой всё,
заглушая гудки машин, топот ног пешеходов и шелест листвы на деревьях. Звук
шёл сверху, с неба и, подняв голову, я увидел над крышами домов огромный серый
вертолёт. Лопасти огромного несущего винта, казалось лениво перемалывали
воздух, а фюзеляж, имеющий по бортам большие крылья, с земли напоминал
огромный летящий крест. «Ничего себе, махина»,- мелькнуло в голове. Когда
вертолёт пронёсся мимо и его гул затих вдали, мы с Вовой переглянулись. «Это
МИ-6 (шестёрка)», говорю Вове. «Ну и сарай»,- ответил Вова.