Точно рулевой, ведущий корабль в шторм, Ооно расправила плечи и, когда автобус выбрался на шоссе, сразу же прибавила скорость. Ловко управляя машиной, она через плечо посмотрела на нас с победоносным видом.
Эти типы сегодня с раннего утра начали ремонтные работы, чтобы выманить из-за ограды наш автобус — в общем, прибегли к маленькой хитрости! — воскликнула она. — Артисточки в автобусе отдыхают, решили они, и удастся заснять сценку, как они голые скачут по кучам мусора! Им же нужно будет, решили они, воспользоваться находящейся рядом уборной и сходить за газетами, не будем им мешать, очень любезно с их стороны. Они и грохотали с таким усердием, чтобы поскорее разбудить актрис!
Вон из бульдозера выскочило двое в касках с кинокамерами! — в тон будущей киносценаристке закричал Добровольный арбитр.
Однако студентка, до сих пор бывшая на стороне Ооно, поддакивать ей не собиралась! — она была девушкой принципиальной.
Может, они и рассчитывали задержать за оградой наш автобус, но зачем утверждать, что они собирались фотографировать бегущих голых актрис? Высмеивать рабочих — мелкобуржуазный предрассудок, да и выдумывать каких-то голых женщин — значит подыгрывать мужскому шовинизму.
В этом ты права. Просто настроение у меня было плохое, и мне захотелось немного улучшить его. — Ооно была сегодня удивительно миролюбива.
Ладно, хватит об этом… Вы сегодняшние газеты видели? В них и в самом деле помещены диковинные статьи!
Это заявили двое из Корпуса лососей, а студентка прошла по проходу и протянула Мори газету, как бы призывая остальных молчаливо согласиться с тем, что первым ее должен прочесть Мори.
Лицо Мори, уткнувшегося в газету, было небритым, но выглядело так, будто он специально отпустил бакенбарды и бородку, которые только придавали ему мужественность. Оно совсем не походило на лицо только что превратившегося. У него было обличье человека, в юношестве пережившего «кризис идентификации» и наконец впервые точно осознавшего, ради чего он рожден на этой земле, мягкое и печальное лицо человека, стремящегося выполнить возложенную на него миссию.
Через некоторое время Мори поднял глаза и посмотрел на меня в упор. Я весь сжался, когда он глянул на мое заспанное лицо восемнадцатилетнего, но в его взгляде я увидел сочувствие. Такие родные мне глаза Мори светились неподдельным азартом. С нами может произойти самое ужасное, говорили его глаза, но все равно, в каком бы критическом положении мы ни оказались, будем радоваться, хотя бы тому, что грядущие события обещают нам немало интересного. Точно так же горели глаза Мори до превращения, когда он однажды залез в слишком горячую ванну, в другой раз — когда его укусила огромная собака или когда он как-то свалился с дерева. Глядя в его глаза, я сказал себе: Как и тогда, Мориа смирившись с грядущими невзгодами, надеется и на какую-то радость, более того, он бросает вызов, и я на этот раз готов пойти вместе с ним на любое, самое рискованное предприятие!
Я протянул руку, взял у Мори газету и пересказал остальным содержание статьи.
— Патрон находится в клинике. С его родины в Токио прибыло человек пятьдесят крестьян. Приехали, разумеется, навестить Патрона. Они все вырядились кто во что горазд и расположились под окнами клиники. Автор статьи настроен весьма иронично, он насмехается над ними, мол, наряды одних уходят корнями в национальную традицию, другие — в костюмах актеров уличного театра, некоторые даже нарядились Чарли Чаплином и Санэмори[28], причем этих персонажей — сразу по двое. Но больше всего эти ряженые похожи на беженцев. Администрация клиники попыталась выгнать их, но заступился Патрон — таков, мол, их местный обычай, и им разрешили остаться. Судя по этому маленькому снимку, обычай довольно странный, ха-ха! — рассмеялся я, но тут призыв к действию, который я уловил во взгляде Мори, обрел для меня совершенно конкретные черты.
2Когда газета, обойдя всех, снова вернулась к студентке, она, взглянув на снимок, воскликнула:
Почему так низка сознательность японских крестьян, почему они так вульгарны? Жизнь у них печальная, нищенская, любой может обмануть их, как это ужасно! Как далеко им до революционного крестьянства.
Хм?! — все остальные, кто был в автобусе, не решались безоговорочно согласиться с ней.