Внешняя сторона городской жизни с ненавистными населению белогвардейцами, официальными учреждениями, с накипью ошалелых спекулянтов и дельцов ни в какой мере не отражала подлинного лица города, общественно-политических настроений основного населения Владивостока — трудящихся.
Местная буржуазия даже под крылышком интервентов дышала на ладан. Она не представляла общественной силы, была разобщена. Влиятельная часть буржуазии держала в своих руках всю добывающую и обрабатывающую промышленность Приморья. Она активно поддерживала японских интервентов, продолжала выступать в тесном контакте с ними. Некоторая часть буржуазии начала ощущать на себе нажим со стороны иностранного капитала, особенно японского. Здесь оказалась задетой русская мошна. Этого никак нельзя было терпеть, но что делать? А делать буржуазия ничегошеньки не могла: сил не было.
В городе было много безработных. Безработица была бичом рабочих и давала себя чувствовать все острее. У биржи труда каждый день собирались толпы людей. Кроме биржи были и специальные агентства, вербовавшие физически крепкую молодежь в Америку, на угольные шахты Пенсильвании и Австралии. Однако отправка завербованных в Америку не состоялась: американцы предпочли рабочих из других стран, не «зараженных большевизмом».
Биржа труда могла обеспечить работой одиночек. И, тем не менее, рабочие проявляли стойкость и высокую организованность. После Октябрьской революции, за короткое время существования здесь Советской власти, рабочие сумели закрепить за собой завоеванные права и не отдали их даже тогда, когда с помощью интервентов пришла власть белых.
Гостиницы, свободные квартиры, углы, даже сараи были на скорую руку приспособлены под жилье. Переполнены были и все дачи в окрестностях города, вплоть до станции Угольная. В этой обстановке ежедневно и упорно, подолгу мы искали хоть какой-нибудь угол, но все было напрасно.
Путь в партию
После долгих поисков, мы с товарищем Штейнбергом наконец нашли жилье (вернее угол) на 7-й Рабочей улице, в доме № 2, у рабочего П. Дубинина.
Но получить работу было еще труднее. Безуспешные поиски продолжались до тех пор, пока я не обратился в союз грузчиков, который направил меня грузчиком на Коммерческую пристань.
Было одно плохо — далеко: с 7-й Рабочей до Коммерческой пристани, а иногда на Чуркин мне приходилось пробираться пешком через всю Светланскую улицу, утром и вечером.
Мы были довольны и этим. Во Владивостокском порту грузчиков был избыток. Их насчитывалось более 7 тысяч. Всех, безработных — и не имеющих никакой специальности и специалистов с высшим образованием — нужда гнала в грузчики. Между тем жизнь Владивостокского порта, оторванного гражданской войной от Сибири и центральной России, постепенно замирала. Грузооборот резко сократился.
В ожидании работы грузчики каждый день толпились по районам порта. Самыми крупными районами были Эгершельд, Товарный двор, мыс Чуркин и Первая Речка. Здесь всегда было оживленно. Интересовались Советской Россией, Красной Армией. Говорили и спрашивали с опаской, сдержанно, оглядывая проверяющим взглядом соседа, но жадно ловили каждое слово. Часто произносилось здесь имя Ленина. Ленина знали все.
Можно было услышать довольно резкие суждения о Колчаке и его режиме. В большинстве своем грузчики были настроены революционно. Много среди них было сочувствующих большевикам, были, наверное, и большевики, но я их не знал. Приходили в порт жены и дети грузчиков, приносили обед, под видом родственников появлялись девушки и раздавали листовки или воззвания подпольной организации большевиков. Центральным бюро профсоюзов даже издавалась газета. Но она преследовалась и после каждого очередного запрещения выходила под новым названием. Помню, выходили одна за другой газеты «Красное знамя», «Рабочий путь», «Рабочая трибуна», «Путь», «Заря» и другие, названия которых в памяти не сохранились.
Нужно сказать, что во Владивосток я прибыл не с теми отсталыми и сумбурными политическими взглядами, которые в недавнем прошлом владели мной. Все, что я видел и пережил в пути, встреча с большевиком Антоновым, конечно, оставили во мне неизгладимый след. Я начал хорошо понимать предательскую роль эсеров, меньшевиков и других партий, серьезно заинтересовался политикой, стал более вдумчиво читать газеты.