Рабочие рассказывали, что после контрреволюционного переворота 29—30 июня 1918 года чехословаки и белогвардейцы арестовали почти весь состав исполнительного комитета Владивостокского Совета и наиболее активных руководящих большевиков. Среди них были товарищи К.А. Суханов, П.М. Никифоров, М.И. Губельман и другие. В общем, руководство было разгромлено, и большевики ушли в подполье. Рабочие, которые часто бывали у нас на квартире, говорили, что небольшая группа большевиков уцелела и ведет работу. Из листков и газет, которые мы изредка получали, мы и сами знали, что подпольный обком большевистской партии действует. Я стал часто бывать в Центросоюзе, у К.П. Никифоровой. Эта худенькая и плохо одетая простая женщина, мать двух детей, почему-то вызывала у меня доверие. И на ее вопросы о грузчиках и моей работе я рассказывал ей все запросто. Однажды сам спросил:
— Не родственник ли вам большевик Никифоров, который в тюрьме?
— Он мой муж, — без колебаний и просто ответила она.
Это было большой неожиданностью. Я стал с ней еще более откровенен и в каждый свой приход буквально давал ей отчет о том, что у нас делается.
П.М. Никифоров, один из руководителей приморской организации большевиков
Часто бывал я и у инженера Г.А. Нилова. Этот всегда живой и оригинальный человек привлекал своим общительным характером. Я стал бывать у него в семье. Он жил на Седанке (дачный район). Вот у него, на Седанке, в марте 1919 года я впервые встретился и познакомился с Володей Маленьким (В.П. Шишкиным).
Почти одновременно, не помню при каких обстоятельствах, я познакомился с Николаем Горихиным, а в клубе железнодорожников на Первой Речке — с Михайловым и Леваном.
Я не был лежебокой, принадлежал к натурам активным. И эта моя активность пробила наконец броню отдела кадров Добровольного флота, и меня приняли матросом на пароход «Яна». Пароход ремонтировался в сухом доке. Мы, матросы, здесь были заняты отбивкой и очисткой стен и потолков трюмных помещений от старой краски. Но по той безработице, которая была во Владивостоке, я рад был и такой работе. Устроиться матросом на пароход было большим достижением.
Было отрадно, что матросы «Яны» были настроены революционно, стояли за Советскую власть. Но, к сожалению, работать с ними мне не пришлось. Вскоре я перешел в Центросоюз.
... Однажды, когда собрались Лагутин, Никифорова и я, Лагутин сказал:
— Я большевик, связан с партийной организацией, а Клавдия Петровна сочувствующая, работает в рабочем Красном Кресте. Ты, — обратился он ко мне, — тоже сочувствуешь большевикам. Будем считать, что мы партячейка.
Тут же председателем партийной ячейки избрали Лагутина. Так я вошел в партию.
Еще не так давно, когда за характер выступлений на собраниях меня называли большевиком, я отрицал это, заявляя, что никакой я не большевик. И это было на самом деле так. Передо мной тогда не возникал вопрос о партийности. Я был беспартийным. А вот теперь, в условиях террора, когда большевистскую партию загнали в подполье, я стал большевиком.
Я становлюсь подпольщиком
Во Владивостоке и в Приморской области в это время свирепствовал белогвардейский ставленник генерал Иванов-Ринов. 27 марта 1919 года он опубликовал во владивостокских газетах приказ:
«1. Активных деятелей большевизма, захваченных нашими отрядами, предавать военно-полевому суду и немедленно, после состоявшихся приговоров, расстреливать, все их имущество конфисковать, дома уничтожать до основания.
2. Из зараженных большевизмом местностей брать заложников из числа сочувствующих большевизму и пособников их.
3. В случае повторения проявления террористических актов, заложников расстреливать и, кроме того, предавать военно-полевому суду и подвергать смерти большевистских деятелей и активных большевиков, находящихся в тюрьмах, по 10 человек за каждый террористический акт.
4. В случае, если террористические акты будут продолжаться, то мною будут объявлены списки деятелей большевизма и сочувствующих, и всех этих деятелей я поставлю вне закона» («Наши дни», № 23, 1919 г. ).
Тем не менее Колчак снял генералов Хорвата и Иванова-Ринова и назначил вместо Хорвата генерала Розанова.