— Это все? — спросил я.
— На первое время, — ответил К.Ф. Пшеницын.
— Да, список короткий, — сказал я, — но как будем выполнять, пока затрудняюсь ответить. Взрывчатку и медикаменты доставим быстро. Потрудней будет с мукой и гимнастерками.
Затем мы уточнили способы транспортировки грузов.
— Товарищ Элеш, — обратился ко мне Виктор Владивостоков, — не можешь ли оставить мне свои брюки. Видишь, какие у меня плохие. Здесь их трудно достать, а там, во Владивостоке, ты себе достанешь.
Я посмотрел на его солдатские бумажные галифе непонятного цвета, донельзя истрепанные, и удивился: политический уполномоченный при генерале Болдыреве Владивостоков всегда ходил хорошо одетым. Наверное, кому-нибудь тоже отдал. Мы поменялись.
Мне пора было уходить, и мы простились. Игоря Сибирцева я больше уже не встречал: его убили в бою под Хабаровском. Не встречался и с Владивостоковым. Он умер в Москве в 1923 году.
Встреча с товарищами была для меня большой радостью. Жизнь партизан на свободе, среди лесов, мне показалась настолько привлекательной, что не хотелось ехать обратно, в окружение врагов, где опасность подстерегала на каждом шагу, где каждый час можно ждать предательства. Однако ехать было нужно. Предстояла трудная и беспокойная работа. Денежных средств не было, Их надо постараться еще добыть. Но как и где?
«Мукомольное товарищество»
По возвращении из Сучана я был целиком занят решением вопроса, как бы поскорее обеспечить мукой партизанские отряды. Мы уже успели добыть взрывчатку и бикфордов шнур, медикаменты и перевязочные средства и отправили их на Сучан, а оттуда к партизан нам. Но вопрос о муке стал важнейшим.
Однажды я узнал, что во Владивосток из-за границы приехал председатель правления «Русского мукомольного товарищества» Коган. Остановился он в особняке на углу Светланской и Ключевой улиц. Собрав кое-какие сведения, я решил встретиться с ним. На мой звонок в дверях особняка открылось окошечко и показался китаец-бой.
— Мне нужно видеть господина Когана по важному делу, — сказал я бою.
— Нету дома! — сказал бой и захлопнул окошечко.
Я не поверил, так как было еще рано, около 9 часов утра. Через некоторое время я позвонил вновь. Результат тот же. Меня не пустили. Я опять стал прохаживаться, обдумывая всевозможные способы добиться свидания с Коганом.
Слова «мука» и «Мукомольное товарищество», ассоциируясь, постоянно вертелись в моей голове. «Ну что же, — думал я, — у меня, правда, сотни тысяч йен и долларов нет, как у Когана, но зато терпения хоть отбавляй. Итак, наберемся побольше терпения и будем добиваться приема». Но придумать какой-нибудь способ пробиться к председателю правления я не мог. И, наконец, я решился на прямой путь — передать Когану через боя письмо в закрытом конверте. Тут же на листке записной книжки написал:
«Прошу не отказать принять на короткое время. Записку прошу уничтожить.
Заведующий отделом снабжения Приморского облревкома Российской Коммунистической партии (большевиков) В. Элеш».
Шаг рискованный, но я учитывал, что власть меркуловцев даже среди буржуазии авторитетом не пользуется.
Я позвонил в третий раз и вручил бою конверт с просьбой передать адресату. Скоро дверь открылась, и прямо из передней бой ввел меня в большой квадратный кабинет. В глубине его, в просвете между окнами стоял письменный стол из черного дуба и два мягких глубоких кресла с цветными чехлами. В таком же кресле, за столом, сидел изысканно одетый человек средних лет. Я успел обдумать, как мне вести себя с Коганом и что говорить. Я решил быть кратким, «и одного лишнего слова. Любезно предложив мне сесть в кресло, в котором я сразу утонул, Коган спросил: