На следующий день я получил записку, в которой Р. Цейтлин просил меня к 8—9 часам вечера быть на квартире врача Моисеева, при Згершельдской больнице.
Около половины девятого, когда я подходил к больнице, еще издали заметил, что возле квартиры врача творилось что-то неладное: стояли пролетки, дом был оцеплен. Стоять и наблюдать было небезопасно. Я ушел, полный тяжелых предчувствий и провел ночь на квартире у А.П. Мариото. Сам Мариото с женой жил на даче. У меня был ключ от его квартиры. Рано утром ко мне пришла связная Таня Чукашева с запиской от В. Шишкина. Он сообщал, что на квартире Моисеева убит Р. Цейтлин, арестованы мать врача и А. Рогальский. Через некоторое время был арестован и сам врач Моисеев.
На другой день я получил записку от В.П. Шишкина. В конце записки он писал: «Береги себя, днем не выходи. Ночевать буду у тебя».
Как только стемнело, Володя пришел с ночевкой. Его трясла лихорадка. Я спрашиваю:
— Что с тобой? У тебя лихорадка?
— Видимо, — отвечает он, — прошлая ночь сказывается. Сильно лихорадит. Устрой, пожалуйста, горячий-горячий чай, да не найдется ли у Мариото в шкатулках хинин или аспирин. Ну и ноченька была. Такая ночь вовек не забудется. Вчера вечером мы с Ильюховым должны были встретиться с Цейтлиным, но оба были заняты и быть у него не смогли. Ночевать я пошел к Рогальскому. Но когда я уже раздетый лежал в постели, к нам нагрянула с обыском разведка. Одеться не было времени. В одном нижнем белье я выскочил в окно и повис на карнизе над обрывом на высоте второго этажа. Ночь была ветреная, холодная. Обыск продолжался более двух часов, и я здорово озяб. Как я смог продержаться так долго, не могу понять. Очевидно, было огромное желание жить и бороться. Внизу, на дне обрыва, торчали крупные, острые камни. Там была верная смерть. После обыска, часа в 3 ночи, я пошел на конспиративную квартиру Ильюхова на Вороновской улице и пробыл у него остаток ночи.
— Жалко Романа, — сказал я, — но не будем гадать как это произошло. Могло быть хуже!
Охваченные тревогой, мы долго не могли уснуть, вновь и вновь переживали события, не находили слов. Мы были уверены, что после убийства Р.А. Цейтлина меркуловская контрразведка с еще большим остервенением будет продолжать свое гнусное дело.
Уже после того, как А. Рогальский был освобожден из тюрьмы, я узнал подробности этого убийства. Было около 8 часов вечера. Мать врача Моисеева, Цейтлин и Рогальский сидели в столовой и ужинали. В это время бесшумно открылась входная дверь, и в столовую вошли два офицера. Р. Цейтлин быстро встал и побежал по лестнице, ведущей в мезонин. Раздался выстрел, и Цейтлин упал с лестницы навзничь. Он был убит наповал.
Неделей раньше наша подпольная организация понесла еще более тяжелые потери: была раскрыта группа агитаторов, проводившая работу среди солдат каппелевских войск. В группу входили В.И. Рукосуев-Ордынский, П.Г. Пынько, грузчик В.В. Иванов, рабочий Дальзавода Пашков, Портных и другие. Все эти товарищи работали под руководством военного отдела Приморского облревкома партии. Ими ставилась задача, сагитировать на восстание каппелевские части. Работа была опасная. От каждого требовалась исключительная выдержка, непреклонная воля и строжайшая конспирация. Члены группы отвечали этим требованиям вполне.
Руководил группой Василий Иванович Рукосуев-Ордынский. Бывший кадровый офицер царской армии, он пришел в партию в самое тяжелое для Советской России время, в начале 1919 года. В 1920 году он — командир полка во Владивостоке. Меркуловский переворот застает его на должности воинского начальника на Эгершельде. После переворота он остается на подпольной работе. Я знал его и встречался с ним. Выше среднего роста, стройный и худощавый, он держался всегда по-военному собранно и, вместе с тем, удивительно просто и скромно. На его красивом, выразительном и суровом лице редко появлялась улыбка. Но когда улыбка появлялась, суровость исчезала, и являлось другое лицо, доброе и привлекательное. В разговоре он был краток и выразителен.
Вместе с Рукосуевым-Ордынским в группе работал Павел Георгиевич Пынько. Он принадлежал к славной плеяде революционных солдат Владивостокского гарнизона. Февральская революция 1917 года застала его при штабе крепости писарем. Солдаты вскоре после революции откомандировали его во Владивостокский Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов. Во время чехословацко-белогвардейского переворота его арестовали и заключили в чехословацкий концлагерь. В конце 1918 года, после освобождения из концлагеря, он работал в кооперации, выполнял поручения подпольной организации большевиков. При свержении колчаковской власти 30—31 января 1920 года во Владивостоке Пынько принимает активное участие и по установлении власти Приморской земской управы работает в особом отделе Военного совета. Руководил отделом Константин Пшеницын. Там впервые я и встретился с Пынько. По характеру и наружному виду он во многом напоминал Рукосуева-Ордынского. Был таким же собранным, скромным и простым в обращении. Было приятно смотреть на его красивое, всегда с легким румянцем, открытое лицо с правильными чертами.